«Я пошла работать на телевидение, чтобы доказать всем, кто меня травил: ну, кто теперь из нас Зубарь?»
История Дарьи, 33 года
В начальной школе одноклассники меня не травили, только учителя. Помню такой момент: начало первого класса, я бегаю по рекреации вместе с другими детьми, как вдруг меня хватает за шкирку учительница, которая замещает в этот день нашу классную. Она ругает меня за то, что я бегаю, и так трясет, что я чувствую, что вот-вот описаюсь. Мне тогда было 6 лет, сейчас — 33, но я до сих пор помню свой страх, первобытный, как страх темноты. Темноты ведь боятся потому, что не знают, что там. И я не знала — ни за что меня схватили, ни что будет дальше, просто паника.
Учителя часто демонстрировали власть без объяснений. Например, когда в начале 90-х у нас стали появляться вещи, которых раньше не было — пеналы, красивые карандаши, классные стирательные резинки — учительница могла подойти, молча взять резинку с парты и выбросить в окно. Может быть, она предполагала, что резинкой, которой можно стереть написанное как карандашом, так и ручкой, я захочу исправить ошибку в тетради — не знаю. Мне не говорили. Просто заставляли принять. Я принимала, и с первого по третий класс очень много времени провела, ползая по клумбам под окнами в поисках своих «сокровищ».
В средней школе пришлось воевать уже не только с учителями, но и с одноклассниками. Я училась в школе с углубленным изучением японского. Меня приняли по прописке, но так как такая школа была единственной в городе и считалась престижной, много было и тех, кто попал туда по блату. Самых умных (и самых обеспеченных) детей собрали в классе с литерой «А». Там же оказалась и я.
Новая классная руководительница, которая пришла к нам в шестом классе, сказала: «Сейчас я буду вас рассаживать. Отличники садятся на первый ряд. Хорошисты — на второй. А дебилы садятся на третий». Когда она определила меня на третий ряд, я спросила: «Елена Михайловна, а вы-то к нам подсядете или нет?» Так началась наша война
Для одноклассников поводом для травли стало социальное неравенство. Мои родители были инженерами. Маме зарплату выдают тортами, а папе — шкафами, денег нет в принципе, я ношу вещи брата, который на пять лет меня старше. Мы не были нищими, скорее — обычными. Но в этой школе моя одежда и внешность стали поводом для травли.
У меня были крупные неровные передние зубы — так что ко мне вообще не обращались по имени. Только Зубарь, Зубастик и прочие производные. Меня пинали, толкали, плевали в спину. Это было очень обидно, потому что я никак не могла себя защитить: в нашей семье пропагандировалась идея, что драться — плохо, любой конфликт можно решить словами. Но какими именно словами ни мама, ни папа мне не говорили, поэтому я просто замыкалась в себе и шептала: «Отстаньте от меня».
В девятом классе я сломала передний зуб. Это была катастрофа. Мама позвонила классной и попросила ее не вызывать меня к доске неделю, пока мы не сделаем «косметику». Сказала, что я все буду отвечать, только не публично. Учительница ответила, что все в порядке, и на следующий же день сразу вызвала меня к доске. «Ну, давай». Класс заржал — еще бы: Зубарь без зуба! Это публичное унижение я помню до сих пор.
Еще год меня дразнили беззубой, а я не защищалась. Родителям я сначала рассказывала, а потом перестала — смысл? Они все равно не лезли: ни разу не связались с родителями моих обидчиков. Кроме того, дома у нас тоже принято было получать по голове. Вот мне говорят, что драться нельзя нигде и никогда, а вот мама бьет меня за плохие оценки, неровно сложенные тетрадки, разбросанные вещи. Я запуталась в двойных посланиях, поэтому надежды на то, что придут взрослые и помогут, у меня никогда не было. Просто ждала, что травля закончится.
Все резко изменилось, когда папе стали платить зарплату деньгами, и мне купили первые в моей жизни джинсы и шубу из искусственной норки. Я начала играть в КВН — и внезапно стала звездой потока: ведь выяснилось, что я больше не забитая девочка в обносках, а веселый и популярный за пределами школы человек. В 18 лет я устроилась работать на телевидение ведущей новостей — чтобы доказать (и показать) всем, кто меня травил: ну что, кто теперь из нас Зубарь? Меня по телику показывают.
Первые годы моей работы телеведущей можно описать одним словом: выкусите. Выходила в эфир и внутренне обращалась к тем, кто меня травил — учителям, ученикам. До 25-ти стеснялась улыбаться. В 27 пошла учиться боям без правил — весила тогда 48 килограммов и дралась на ринге с партнерами, которые весили больше центнера. До сих пор дерусь и кайфую, но не от того, что делаю кому-то больно. Мне нравится бить даже грушу — я получаю удовольствие от того, что могу надрать задницу кому угодно
Моей дочери сейчас 9 лет, она в третьем классе. У нынешних детей пубертат начинается раньше, уже бушуют гормоны, появляется агрессия. Я не хочу, чтобы она стала зачинщицей травли или жертвой: понимаю, что возможен и тот, и другой вариант развития событий. Она очень активная, знает, что я всегда на ее стороне (в младшей школе это, например, выливалось в то, что она говорила обидчикам: «Сейчас придет моя мама-боксер и отлупит тебя!»), и в то же время — эмоциональная. Ее и саму легко обидеть. Вот сейчас у нее уже начала расти грудь, а у одноклассниц — еще нет. Дочь считает их прекрасными, тоненькими, а себя — «жирной». Если кто-то из мальчиков так ее обзовет, она сначала ударит, а потом придет домой и проплачет в меня весь вечер.
Раньше она первым делом все рассказывала мне, сейчас — уже подросток, маме жаловаться ей неловко, пытается все решить самостоятельно. Так что я сама расспрашиваю ее о происшедшем за день, даю почитать крутые книжки вроде «Твое личное тело» Маравы Ибрагим. Учу ее защищать себя и от физического воздействия: если ее кто-то ударит, толкнет, нужно сначала словами сказать обидчику, что тебе не нравится то, что он делает. Потом — учительнице (у нас очень хорошая частная школа, и к учителям действительно можно прийти за помощью). Я последняя в списке — чаще всего узнаю о каком-то конфликте уже постфактум: когда моя «взрослая» дочь сама решает рассказать, что произошло. Ей надо выплакаться, обняться и услышать от меня, что я могу ее защитить. Надо знать, что я всегда у нее за спиной и не дам в обиду никому. А дальше она сама.
Как отличить травлю от конфликта?
Во время конфликта силы взаимодействующих сторон равны. Во время травли одна сторона заметно сильнее другой, а насилие — физическое или психологическое — происходит систематически. Порча имущества — например, ластиков или тетрадей — это тоже насилие.
«Я поняла, что больше терпеть не могу, и схватила одну из девочек за горло»
История Марии, 20 лет
Когда мне было 13 лет, все люди «не от мира сего» — те, кто не реагировал на реплики в адрес своего внешнего вида, не хотел быть как все, не пытался примкнуть к какой-то компании — перевелись в другие школы. В таком возрасте детям, видимо, нужен козел отпущения, поэтому странной «назначили» меня. Каждую перемену после урока французского ко мне подходили две-три одноклассницы и доставали: искали странность. Увидят тетрадку с изображением военного — начнут обзывать мужеподобной, только в грубой форме (потому что военный на тетради был мужчиной). Или порвут тетрадь с надписью «Химия» — потому что «Ты что не знала, что химия не в седьмом, а в восьмом классе?» А я просто эту тетрадку купила, потому что мне химия всегда нравилась.
Французский был три-четыре раза в неделю. Я терпела, просила отстать, молчала. А через пару месяцев поняла, что больше не могу. Схватила одну из девочек за горло и начала душить. Это происходило молча: никто даже не попытался ей помочь. Все, кто был в классе, просто стояли и смотрели, а когда я ее отпустила, она убежала, а я ушла домой. В полной тишине. Я не думаю, что правильно тогда поступила. Но тогда мне стало лучше: после этого все закончилось — больше они ко мне и близко не подходили.
Мама узнала случайно: когда я душила ту девочку, она длинными ногтями расцарапала мне лицо. Я почувствовала на щеке что-то холодное, оказалось — кровь
Мама спросила, что случилось, сказала, что нужно было не драться, а поговорить, нужно было рассказать ей. А я пыталась говорить. Пару раз спрашивала у тех, кто меня травил, зачем они это делают, почему выбрали меня. Они игнорировали или смеялись. Учительница тоже не реагировала — или делала вид, что не замечает происходящего, или правда не замечала. Иногда она выходила из класса. Честно говоря, я вообще не думала, что мне кто-то может помочь: тогда мне казалось, что ни классной, ни маме не о чем рассказывать, травля казалось мне чем-то само собой разумеющимся.
Спустя год одноклассник, с которым мы никогда не общались, чиркнул зажигалкой и поджег мне волосы. Они у меня были длинные и очень здорово горели. Хорошо, что у меня быстрая реакция — потушила сама. Учительница долго кричала на этого мальчика, его даже заставили извиниться. Об этом случае я уже рассказала маме: она возмущалась, но только при мне. Дальше ничего не было. Было ли мне обидно, что мама тогда за меня не вступилась? (Задумывается). Наверное, немного да.
Команда всероссийского образовательного проекта Травли.Net, который направлен на борьбу с буллингом в школах, разработала методическое пособие для учителей. В нем психолог Людмила Петрановская подробно разъясняет, почему школьная травля — это серьезно; почему жертва не может справиться с этой ситуацией в одиночку; как буллинг действует на всех, кто в него вовлечен. «Травля — это развращающий опыт для зачинщиков, — пишет Петрановская. — В будущем у них меньше шансов на успешную самореализацию и на хорошие отношения в семье, с друзьями и коллегами. Травля — это очень травматичный опыт для свидетелей, они испытывают мучительный внутренний конфликт, поскольку уже чувствуют, что происходящее — аморально, но еще не имеют сил осознать, что именно не так, и найти выход из ситуации. Кроме того, они боятся, что, заступившись за жертву, сами станут жертвой, поэтому подыгрывают агрессору, стараясь не чувствовать стыд и унижение».
В методичке подробно разъясняется, как должны действовать учителя, чтобы «работать на опережение», то есть не допустить травли в школе. Что нужно делать, если травля уже происходит — и чего не делать: например, не ждать, что ситуация разрешится сама, не искать объяснений и оправданий, не путать травлю с «непопулярностью» того или иного ребенка, не призывать агрессоров пожалеть жертву (гораздо эффективнее сместить фокус внимания с жертвы на само явление). Скачать методическое пособие можно здесь.
«Я резала руки и думала: может, лучше, если меня вообще не будет, раз в школе мне так часто на это намекают?»
История Сони, 15 лет
После шестого класса нужно было выбрать направление, по которому дальше хочешь учиться: седьмой «А» был с углубленным изучением математики и физики, «Б» — литературы, «В» — биологии и химии. Я тогда почему-то мечтала стать океанологом, так что выбрала класс «В».
Сначала все шло, как обычно — я и раньше была не очень общительной. Но через несколько недель стало ясно, что у меня не получается ни с кем нормально поговорить. Все скучковались группами, остались только я и другая девочка. С ней мы подружились — но позже, а сначала я оказалась в вакууме. Не знаю, почему меня стали считать странной: я была самая обычная, может, не с лучшими оценками, но плохого точно ничего не делала. Ходила с книжкой или в наушниках — может, я и сама виновата в том, что абстрагировалась от остальных, но я просто не знала, как вписаться в компанию. Как вписаться, если, например, на уроке «Технологии» я прошу у одноклассницы иголку, а она говорит: «Не лезь в мое личное пространство и вообще вали отсюда». Иногда называли дурой, один раз чуть не дошло до драки с девчонками — но ничего особенного не было. В целом, одноклассники меня не травили. Только презирали и не подпускали близко.
А вот учителя… Это же лицей — значит, красить волосы нельзя, одеваться надо только определенным образом. Иногда я забывала надеть зеленый галстук — отличительную особенность химико-биологического класса. Учителя говорили: не носишь галстук — значит, не уважаешь школу и не хочешь здесь учиться, иди домой.
На летних каникулах перед седьмым классом я покрасила волосы мелками, ходила с фиолетовыми кончиками, а когда стало понятно, что они не смоются, я эти кончики отстригла. Осталось чуть-чуть, еле заметно.
Фиолетовые волосы заметила классная. Первого сентября подошла к моей маме, кивнула на меня и спросила: «Что ж вы собаку-то не покрасили?» Мама спокойно ответила: «Собака не просила»
А учительница химии поймала меня на перемене. «Ты учишься в такой престижной школе, а позволяешь себе ходить с фиолетовыми волосами?!» Я пыталась возражать: говорила, что это было на каникулах. Вокруг собрался весь класс, старшеклассники. Я спросила, когда же мне еще с цветными волосами ходить — когда мне будет тридцать или сорок лет? Все подростки время от времени так делают. Она отвечала: «А если завтра все пойдут и выпрыгнут в окно, ты тоже выпрыгнешь?» Я сказала: «Да, выпрыгну», — развернулась и ушла.
Стыдили меня часто. Получила двойку по физике — получай при всем классе от «физички»: «Твоя мама закончила школу великолепно, а ты — никто и позорище своей семьи». Я очень расстроилась, но это был еще не конец. В конце триместра я пришла исправлять оценку — нужно было решить несколько задач. Пришла в папиной рубашке. Она немного пахла его парфюмом — я не чувствовала, а мама потом сказала, что просто не отстирался. Учительница решила, что от меня пахнет сигаретами, сказала, чтобы я шла домой переодеваться, спрашивала, уж не курят ли мама и папа. Я тихо сказала: «Это не ваше дело». К тому моменту я уже старалась не конфликтовать и избегать «тёрок».
Мне стало сложно учиться — когда учительнице не нравилось, как я отвечаю, могла расплакаться. Однажды вышла так из кабинета русского — в слезах и со словами: «Я ненавижу эту школу». Через неделю, 9 мая, я решила пройти вместе со всеми в составе «Бессмертного полка». Не нашла дедушкин портрет и просто пришла. Встретила классную, которая сказала: «То есть дедушкин портрет ты найти не можешь, а сказать, что ненавидишь эту школу — можешь?»
Я начала резать руки. Резала и думала: может, лучше, если меня вообще не будет, раз в школе мне так часто на это намекают?
Одна из девочек увидела мои руки и наябедничала классной руководительнице. Честно, я тогда подумала: может, она что-нибудь предпримет, хотя бы поговорит со мной. Но она просто сказала: «Ну, а что тут удивительного — у нее друзей же нет». Наверное, если бы я в тот момент умерла, она тоже сказала бы, что в этом нет ничего удивительного — ведь у меня не было друзей
Мама заметила, что со мной что-то не так, и не стала кричать, что я сумасшедшая, а спокойно со мной поговорила и отвела к психологу. Потом меня направили к психиатру. Я стала пить антидепрессанты, но они тогда не помогли. К концу года мама предложила мне уйти из лицея. Я сначала переживала — все-таки лучшая школа в городе, престиж, а потом решилась. «Стерлась» со всеми и не жалею.
В нынешней моей школе никто из учителей не позволяет себе оскорблять учеников, позорить их. И сами ученики никогда не говорят об учителях плохого. А в лицее за спиной про классную говорили, что она стерва, тупая, жирная корова — это еще самые мягкие, не матерные слова. Никаких дружеских отношений между взрослыми и подростками не было.
Сейчас у меня в школе есть друзья; помню, когда только пришла, со мной все по очереди хотели сесть рядом, поговорить. Это было так странно. Периодически я возвращаюсь к состоянию депрессии, но маму по этому поводу не тормошу, она и так намоталась со мной. Но я уже себя не режу. Я в порядке.
«Я надеюсь, что школа начнет разбираться. Иначе я напишу директору жалобу на травлю моего ребенка учителями»
История Ани, 37 лет
В третий день учебного года мне позвонила классный руководитель моего сына, попросила срочно прийти в школу. Я удивилась — был почти вечер, Максим был дома. Сказала, что прийти не смогу — работа, попросила объяснить по телефону, что случилось. Оказалось, учительница была в кабинете завуча — вместе с мамой одноклассника Юры: мама (тоже учительница) жаловалась, что мой 11-летний сын сделал обидный мем про этого мальчика и поделился им со всем классом.
Мне показали картинку: на ней мальчишка трансформируется в Халка и подпись — мол, будешь пить БАДы, станешь таким, как Юра. Не пошлая, но действительно обидная картинка.
Я сразу принесла свои извинения, сказала, что поговорю с ребенком. Поговорила. Узнала, что в группе в Вотсапе, куда входит весь класс и куда Макс отправил этот мем, они уже не раз так шутили — но с лучшим другом Денисом. Максим смеялся над Денисом, Денис над Максимом, никто не обижался. Я объяснила сыну, что шутка — это когда весело обоим. Когда ты смеешься над хорошим приятелем — это окей. А когда над человеком, которого практически не знаешь, предсказать реакцию на свой юмор невозможно. Человек может обидеться. Сказала, что так делать не стоит, и уж тем более нельзя делать такие шутки достоянием общественности.
Сын сказал, что если бы такой мем нарисовали про него, он бы не обиделся. Объяснила, что все люди обладают разной чувствительностью, какой именно — ты не знаешь, потому что никогда близко не общался с этим мальчиком, поэтому сравнивать его чувства со своими в данном случае точно нельзя
Казалось, инцидент исчерпан, но через пару дней классный руководитель снова позвонила и попросила меня убедить сына заменить аватар Вконтакте: он там на фотографии показывал средний палец. Оказывается, за эти два дня завуч промониторила соцсети моего сына и решила, что такие фотографии «нужно немедленно удалять, потому что они порочат честь и достоинство гимназиста и гимназии». Макс страшно возмущался: пытался убедить меня, что это его свобода и никто не имеет права указывать, как ему вести себя в соцсетях. Но конфликт уже разгорелся, поэтому я убедила его заменить акватарку и вообще по возможности не выкладывать никакие фотографии в открытый доступ — ни свои, ни чужие.
Месяц все было спокойно. А потом сын пришел домой и рассказал, как к ним в класс пришли два завуча — по учебной и воспитательной работе, сравнили детей со сворой собак, которая травит и доводит до слез одного ребенка — Юру. И назвали фамилии виновников: моего сына и еще двух мальчиков.
Оказалось, накануне на физкультуре Юра смеялся над своим другом, которому никак не удавалось попасть в цель мячом. Когда дошла очередь до самого Юры, он тоже не попал, и мой сын и еще два мальчика стали смеяться уже над ним. Юра сел на скамейку, сказал, что больше бросать не будет, учительница поставила ему двойку. Юра пожаловался маме. Стали разбираться, учительница физкультуры подтвердила, что все на уроке смеялись над всеми по очереди, но острее всех отреагировал Юра.
С этого момента мой сын стал получать нагоняй от учителей через день. Дети заходили в класс и рассказывали о том, что услышали от завуча, как о какой-то диковинной штуке: «А вы знали, что у нас происходит травля? Вот эти трое травят». Конечно, педагоги тут же включались и выдавали им свою порцию воспитательной работы: кто-то читал лекцию, кто-то ругал. Как-то друг сына, Денис, пришел на внеклассную консультацию, но вместо помощи с домашкой услышал: «Как ты мог, я думала — ты добрый. Ну ладно — Максим, но от тебя я такого не ожидала». Денис вернулся домой в слезах — не мог понять, что он сделал, за что ежедневно теперь получает от учителей.
Тут мы с его мамой напряглись и стали думать, как объяснить администрации и всей школе, которая уже тоже считала наших детей агрессорами, что они не виноваты. Ведь по сути, если не считать того выступления двух завучей, ни ученикам, ни учителям никто не объяснил, как выглядит травля.
Я поговорила с учителями русского и математики, у которых когда-то и сама училась. Спросила, как ведет себя мой сын, не замечали ли они чего-то странного на уроках и переменах, как он общается с одноклассниками. Единственной претензией к нему оказались трехминутные опоздания после звонка.
Не думала, что эта история так отзовется во мне самой. Я думала, что давно пережила и забыла о том, как в моем седьмом классе одноклассники разыграли сценарий «Чучела» со мной в главной роли. Все началось с того, что классная дала мне ключ от шкафа, в котором лежали тетради с контрольными по ее предмету — математике. Я должна была открывать шкаф по просьбе учительницы, раздавать тетради. Сначала одноклассники просили у меня этот ключ. Потом пытались отобрать. Одновременно мне стал писать записки самый симпатичный мальчик в классе — первая любовь это была или просто попытка пообщаться, я так и не узнала. Потому что однажды, спустя полтора месяца, я пришла в класс и обнаружила, что со мной никто не разговаривает.
Мне устроили бойкот. Не осталось ни единого человека, который ответил бы мне хоть на какой-то вопрос. Со мной не говорила даже лучшая подруга — всю четверть мы продолжали сидеть за одной партой, она у меня списывала. Молча. Мне портили вещи, воровали ластики, ручки, тетради с домашкой, выбрасывали рюкзак в окно
Я перестала есть в школе — боялась, что мне плюнут в еду. Но терпела, потому что считала себя виноватой, пыталась разобраться — в чем. Все кончилось дракой. Однажды после звонка я не стала выходить из класса — боялась оставить вещи. Ко мне подошли два мальчика — один держал, второй отошел к доске, взял стул и бросил в меня. Попал в голову, я закричала, вырвалась, побежала в туалет. Было много крови, все перепугались. Только после этого вмешались учительница и моя мама (я ей ничего не рассказывала, почему-то было стыдно) — драка случилась в конце года, на лето я уехала к тете, а когда вернулась, мама объявила, что перевела меня в гимназию. Ту, в которой сейчас учится мой сын.
Вчера я сидела и плакала, думая, что я не справляюсь с ситуацией как мама — недостаточно правильно донесла до ребенка, что бывают обидные шутки, не смогла объяснить администрации, что публичные выговоры делают только хуже.
А сегодня у нас состоялся хороший разговор с директором. Она согласна с тем, что прежде чем кричать «травля», нужно разобраться, должен поработать психолог. Договорились, что ругать наших детей перестанут, начнут беседовать со всеми одноклассниками, перестанут употреблять это слово, пока не разобрались, и так же, как поведение наших, пристально изучат поведение мальчика, мама которого постоянно жалуется. Я надеюсь, что действительно начнут разбираться. Иначе я напишу директору жалобу на травлю моего ребенка учителями. Потом заявление в управление образования города, потом области и так далее вплоть до батьки царя. Смахну пыль с юридического диплома, в конце концов, научусь писать талантливые кляузы. Но, кажется, директор меня услышала и поддержала, поэтому настрой у меня боевой.
Что можно сделать для борьбы с травлей?
Подписать Антибуллинговую хартию, разработанную командой проекта Травли.Net, предназначенную для российских образовательных учреждений. Хартия устанавливает правила поведения, права и обязанности руководителей и работников образовательных учреждений, учащихся и их родителей при взаимном общении как внутри школы, так и вне ее — в том числе в Сети.
Помочь проекту Травли.Net развиваться дальше — он существует на благотворительные пожертвования. Сделать пожертвование можно здесь.
