На днях в Государственной думе обсудили законопроект о профилактике семейно-бытового насилия. Представители Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека, зампред комитета Госдумы по делам семьи, женщин и детей Оксана Пушкина, общественный деятель Алена Попова, юрист Мари Давтян и другие соавторы проекта предложили закрепить в законе определение семейно-бытового насилия, выработать превентивные меры по предотвращению насилия в семье и механизм, защищающий жертв, уже пострадавших от действий близких родственников — выдачу им охранных ордеров, запретов на приближение насильника к пострадавшему.
«Предусмотренные законопроектом меры не являются наказаниями за правонарушение, это временные меры по недопущению новых или более тяжких правонарушений и по защите пострадавших», — рассказала Оксана Пушкина РБК накануне слушаний.
Но ее голос утонул в потоке возмущения, хлынувшем из всех инстанций, институций и социальных сетей.
Владимир Жириновский, например, заявил, что причиной всплеска домашнего насилия является утрата мужчинами статуса главы семьи. «Никогда не говорят о главной причине, не приведут статистику — сколько случаев насилия, сколько осуждены, погибли, это печально все. А откуда идет все это? Мы не обсуждаем. Например, заниженная роль мужчины в российском обществе. Потому что он все время на войне, в тюрьме или в поисках работы, и в семье он не является главным действующим лицом».
Но от Владимира Вольфовича никто и не ожидал публичной демонстрации умения пользоваться формальной логикой. За три десятилетия электорат свыкся с мыслью, что швыряние в оппонента посторонними предметами удается господину Жириновскому лучше попыток расставить в правильном порядке причину и следствие.
Если бы сейчас он вдруг признал, что в 2019 году у семьи может быть два, три, четыре и даже шесть глав, потому что пол и возраст в контексте принятия решений насчет собственной жизни не важны; если бы сказал, что охранные ордера используются в 124 странах, но не в России, и это возмутительно — вот это была бы революция
А вот реакция Тамары Плетневой, председателя комитета Государственной думы по вопросам семьи, женщин и детей, многих заставила причесать шерсть на затылке — вставшую дыбом после того, как Плетнева высказалась о насилии. «С одной стороны, нельзя женщин бить. С другой — у нас же люди быстро мирятся. Мужу этот ордер выпишут или посадят, не дай Бог, а кто деньги будет зарабатывать?»
С одной стороны нельзя, а с другой — женщина? В 21 веке? Работать? Да не выдумывайте. С переломами — в ожидании следующего эпизода насилия — дома сидится гораздо лучше. Так, получается?
Тамару Плетневу не волнует судьба Маргариты Грачевой, которую муж вывез в лес и отрубил обе кисти рук. Не волнует, что, будь у нас закон, четко объясняющий, что считать домашним насилием, как его предупредить и что ждет того, кто ударит кого-то из своих близких (жену, мужа, ребенка, пожилую тетю), такого не случилось бы.
Работай этот закон так, как работает в США, Европе или Центральной Азии, сестры Хачатурян учились бы сейчас в институтах. Бегали встречаться с друзьями и гулять, потому что в Москве +17. Возвращались бы домой к маме. Не ждали бы суда
22-летняя Регина Гагиева, которая еще в 2017 году обращалась в полицию с жалобой на побои со стороны мужа, была бы жива. В 2019 году муж Регины нанес ей 10 ножевых ранений, которые оказались смертельными. Дети Светланы Сергеевой из Златоуста, которую регулярно избивал муж, не остались бы сиротами. Сын Натальи Басовой из Москвы никогда не увидел бы, как его отец убивает мать — потому что Наталья тоже была бы жива. Но она погибла на глазах у ребенка.
По данным Росстата, в России от физического насилия дома страдает каждая пятая женщина (20%). Кто-то из них обращается в полицию, кто-то — нет: после того, как два года назад в России были декриминализированы побои, это потеряло смысл. За удар, пинок, выкручивание рук или удар головой о стену тому, кто это сделал, могут назначить штраф — 5 000 рублей. Или не назначить ничего — потому что жертва знает, что за эти пять тысяч ее ждут очередные побои: в том числе за «трату» денег из семейного бюджета.
Тамару Плетневу, кстати, тоже волнуют деньги. Депутат считает, что исполнение закона о домашнем насилии «требует огромных средств — строить эти дома, где [подвергшихся насилию] женщин можно будет какое-то время держать. Держать, а потом куда? Назад к мужу? Или куда?» Это говорит человек, который на законодательном уровне отвечает за права женщин и детей в России. За то, чтобы эти права соблюдались — но, по ее мнению, они и не нарушаются, ведь наши женщины «не европейские, не американские. Они сегодня плачут, завтра прощают».
Или не прощают, потому что их убивают раньше — но об этом Тамара Плетнева, конечно, не говорит. Читая бурлящий от «вмешательства в ценности семьи» Twitter, кажется, что об этом не говорит никто. Закона — предполагаемого, еще не принятого! — уже боятся.
Охранный ордер, который, как прописано в проекте, может получить жертва, предполагает удаление насильника подальше от жертвы. Что это значит? Это значит, что если муж избил жену или ребенка — не жене придется убегать в чем была в центр «Анна» (некоммерческий, существующий на пожертвования, потому что государству думать о семейном насилии слишком дорого), не ребенка заберут из привычного мира, от мамы и дома — в приют
Выехать из квартиры нужно будет тому, кто ударил. Выехать, а не выписаться! Не навсегда. Не в тюрьму. Не в другую страну.
Но многим уже страшно. «Теперь никто не будет прописывать жен в своих квартирах». «Если закон о домашнем насилии примут, мы усилим пропаганду среди мужчин активнее писать заявы на своих баб по поводу психологического насилия, шантажа детьми, обращения к участковому по поводу алкогольной зависимости и ненадлежащего исполнения бабами своих обязанностей». «Законопроект наделяет неопределенное число общественных организаций (в том числе НКО, связанные с международной правозащитной деятельностью и иностранным финансированием) правом контролировать семейные отношения». «Я выступаю против закона о домашнем насилии потому, что в России, как и во всех странах, действуют законы о насилии вообще».
Нет, не действуют. Давайте я объясню на простом примере. Если человек, который сейчас пишет комментарий о том, что ему в России не нужны эти «феминистские штучки», который уверен, что он со своими женой и ребенком разберется сам, подойдет на улице ко мне и разберется со мной — например, ударит головой о стену — я пойду в полицию, и мое заявление примут? Мне не скажут: «Убьет — труп опишем»?
Если человек, который уверен, что любовь и побои — где-то рядом, изобьет свою жену, ее не защитит никто: нет свидетелей, не так уж и избил (не наказывать же за, как говорит Тамара Плетнева, «шлепки»?), и вообще — сами разберутся, знала же, за кого шла.
Но знаете что? Она, может быть, и знала. Но теперь и мы тоже хотим знать.