В детстве у меня была теория о том, что я — ребенок индиго, которого с другой планеты зачем-то подбросили в Казань. В родном городе я никогда не чувствовала себя своей: я не была похожа ни на русскую, ни на татарку. Моя внешность раздражала людей — меня невозможно было отнести к какой-то «категории», приклеить ко мне «лейбл». После школы меня нередко подкарауливали и били со словами: «Чеченка, вали в свою Чечню» или «Нам такие уродины здесь не нужны». Бегали за мной по двору, приговаривая: «Жена Будулая, погадай» — это было смешно, учитывая то, что в кино жена Будулая была не цыганкой, а русской. Точнее, это сейчас смешно. Тогда — не было.
«Тебе надо снимать, женщина»
Фотографировать я начала в 2000 году: тогда я познакомилась с компанией интересных людей и поехала к ним в гости на целый месяц. До этого мы ни разу не виделись — только общались в интернете, но меня это не смутило и не испугало — и слава богу. Они оказались замечательными и креативными. Один из них, фотограф, когда мы гуляли по городу, сказал: «Что ты просто так будешь за мной ходить? Давай, бери камеру, снимай, займи себя чем-нибудь». Ну, я заняла. А когда мы проявили пленку, друг сказал: «Тебе надо снимать, женщина».
Я вернулась домой, накупила пленки, стала тренироваться на подружках. Мне всегда больше всего нравилось снимать людей — в разных обстоятельствах, декорациях, ловить их настроение. Это сейчас Казань — современный город, а 19 лет назад я чувствовала там себя потерянной. К людям, которые были мне интересны и с которыми мне хотелось бы общаться, мне пробиться не удалось — я была девочкой-фотографом из плохого района, нас некому было друг другу представить. Я уехала в Москву — хотелось найти свой круг общения. Мои ожидания оправдались: интересных людей в столице оказалось предостаточно.
Работа тоже нашлась: я успела побыть помощником руководителя (который тоже любил фотографировать, так что я проводила кастинги моделей, искала интерьеры для съемок, выкладывала на сайт готовые фотографии), журналистом, и, наконец, штатным фотографом в «Буржуазном журнале» и Днях.ру. Я снимала все: обложки, портреты, политические съезды, светскую хронику, уличные происшествия, спортивные марафоны, еду. Работа меня не пугала — у нас была не очень богатая семья, так что я начала подрабатывать с десяти лет: писала заметки и статьи для местной молодежной газеты о том, что происходило в школе, и сказки, которые моя мама затем относила на радио — их переводили на татарский и зачитывали.
Единственное, что меня бесило и расстраивало в московской жизни: это расизм. Ксенофобия, которая никуда не делась. Я все еще была «уродкой», как в детстве, и снова жила в «плохом районе» — потому что в хороших, более или менее близких к центру, квартиры сдавали «только славянам»
Меня регулярно тормозили в метро, чтобы проверить документы и регистрацию, если в городе что-то случалось — я стабильно опаздывала на работу, потому что «не славян» лорнировали особенно усиленно. Был случай, когда милиционер попытался меня изнасиловать. Я не хочу это вспоминать.
Ребенок в магазине со сладостями
Нью-Йорк всегда казался мне загадочным местом. Я относилась к нему, как к мужчине, который очень нравится внешне — вы еще толком не знакомы, но ты чувствуешь, что между вами случится что-то прекрасное. Так и вышло. Впервые я оказалась там в 2010 году — совершенно случайно: друг, джазовый музыкант, вместе со своей девушкой собрался в Нью-Йорк записывать альбом. Я в шутку спросила: «А кто у вас будет фотографом?» Он ответил: «Ты, конечно». Так, шутки ради, мы сделали мне визу, и я полетела с ними. На десять дней.
Помню, как ехала на такси через Бруклинский мост и думала: «Это как в кино». Но меня впечатлили не небоскребы, не мост и не Таймс-сквер. Помню, что вышла прогуляться недалеко от Линкольн-центра — и меня поразило, как много вокруг красивых людей. Разного роста, веса, цвета кожи, национальности. Для меня, фотографа, это было похоже на оргазм. Я чувствовала себя как ребенок в магазине со сладостями — хотелось все скорее увидеть, поговорить, потрогать, со всеми познакомиться.
Я и сама себя удивила: оказывается, я вовсе не хочу быть judgemental. Выяснилось, что мне все равно, кто и с какой ж**ой надел короткую юбку, кто умеет танцевать, а кто нет — все то, за чем пристально следят в России (и за чем следила и я, чтобы быть, как все). В Нью-Йорке осуждение отключилось само собой
Помню, как смотрела на полную девочку в коротком обтягивающем платье и любовалась — она шла по метро, как королева, и чувствовала себя гораздо увереннее, чем я.
Я стала приезжать в Нью-Йорк дважды в год — весной и осенью: золотой сезон для съемок — еще не жарко, но можно красиво одеваться и гулять. С джазовыми музыкантами я сначала знакомилась в Москве: они приезжали с концертами, попадали в нашу компанию (мой тогдашний бойфренд тоже был музыкантом), я их фотографировала, а они потом рекомендовали меня друзьям. Вообще-то в Москве я чаще снимала семейные пары или, например, женщин, которые только что пережили развод и хотели поднять самооценку. Но в Нью-Йорке меня больше знала музыкальная тусовка — каким-то волшебным образом меня стали называть «джазовым фотографом». Я была не против.
В Нью-Йорк со ста долларами в кармане
Я захотела переехать сразу, но оттягивала этот момент шесть лет — было страшно. А потом у меня закончились очень болезненные отношения, я съехала с московской квартиры, которую снимала, и не смогла найти новую — полгода моталась по диванам друзей. И я подумала: что мне терять? Уехала в Европу, а потом в Нью-Йорк, где задержалась на полгода. А потом сделала другую визу — и осталась.
Денег первое время практически не было, но меня это не беспокоило — я и раньше приезжала в Нью-Йорк со ста долларами в кармане, а потом зарабатывала съемками. Первые полгода запомнились ощущением постоянного дискомфорта: я переезжала с квартиры на квартиру и никак не могла задержаться — оказалось, соседка, которая работает из дома, почти никого не устраивает. Даже с учетом того, что люди сами не сидят дома днем!
А я не могла работать в офисе — пробовала еще в Москве и поняла, что лучше не надо: кому-то жизнь по расписанию подходит, я же становлюсь раздражительной, злой, перестаю снимать то, что мне нравится, любить людей и вообще превращаюсь в человека, с которым и сама бы общаться не стала. Потом мне повезло — пара людей из России искала руммейта: мне предложили пожить в гостиной. Личное пространство там отгораживалось шторками, но зато комната была не стандартной нью-йоркской — крохотным пеналом с окном, выходящим на стену, а большой и светлой, с высокими потолками и огромными окнами, выходящими во двор.
Рядом с Колумбийским университетом в Гарлеме — районе, который многие считают опасным, а я полюбила сразу и живу здесь уже почти четыре года. В Москве я видела места и поопаснее! К тому же стоила она совсем недорого — 750 долларов. Я нашла неподалеку спортзал — он оказался гораздо дешевле, чем в России: за 10–15 долларов в месяц можно приходить заниматься со своим полотенцем, бутылкой воды и замком-локером. Научилась есть местные овощи — они до сих пор кажутся мне безвкусными по сравнению с российскими, но я привыкла.
Нью-Йорк изменил мой стиль. Я практически не крашусь и вообще не ношу каблуки — короче, перестала быть эдакой чикулей, которая хочет кому-то понравиться. Я ношу оверсайз и кеды, у меня есть две лохматые шубы и леопардовые лосины, я ношу платья в обтяжку, короткие шорты и не беспокоюсь насчет того, что у меня выпирает живот или есть целлюлит — потому что здесь никто не идеален.
Без плана на пятилетку
По Нью-Йоркским меркам я — новорожденный ребенок. Нет еще четырех лет, как я переехала, а говорят, что первые пять лет — самые сложные, потому что ты выстраиваешь социальные связи, нетворкинг, тебя знакомят с людьми и «передают по наследству» как работника (если, конечно, ты не приехал по приглашению в Amazon или Google). У меня есть знакомые фотографы, которые иногда берут меня с собой — вторым фотографом на свадьбы, бар-мицвы, семейные съемки.
Я снимаю обложки альбомов и бэкстейдж для джазовых музыкантов, есть небольшой лейбл, который меня иногда нанимает. Работала с Фредди Коулом и Расселом Мэлоуном. С последним вышло забавно: его альбом называется Time for dancers, и мне очень хотелось показать diversity — поместить в кадр Рассела, Нью-Йорк и детей разного возраста и цвета кожи, чтобы показать единение города и людей разных поколений. Конечно, все пошло не по плану: зарядил дождь, съемку перенесли с улицы в танцкласс, где занимались юные балерины.
У музыкантов обычно не очень много времени — обычно минут 5–10 и на креатив, и на саму съемку. Так что я бегала по студии, хватала детей и их родителей и спрашивала: «Хотите поучаствовать в съемке?»
Такая съемка стоит 400 долларов, но у меня нет фиксированного гонорара — если я вижу молодого независимого музыканта, могу сделать ему хорошую скидку. Одной девушке я сняла обложку альбома на айфон — получилось круто, съемку не отличить от профессиональной.
У меня не много расходов: аренда жилья, еда, мобильный и интернет, спортзал и подписка на Netflix. Я не откладываю деньги — не получается. Не заглядываю в будущее — плана на ближайшую пятилетку у меня нет. Единственное, что я знаю точно — я останусь в Нью-Йорке, городе, где самый популярный вопрос: «Where are you from?» Но, по большому счету, всем наплевать на то, откуда ты (и это замечательно).