Микеланджело о красоте своего племянника
«По поводу твоей свадьбы — которая необходима — мне нечего сказать, кроме того, что ты не должен особенно беспокоиться насчет приданого, потому что имущество менее ценно, чем люди. Все, что тебе нужно, — это рождение ребенка, хорошее здоровье и, прежде всего, добрый нрав. Что касается красоты невесты, то ты и сам, не являясь красивейшим юношей во Флоренции, не должен слишком об этом беспокоиться, если только она не уродлива и не противна. Я думаю, что на этом все».
Из письма племяннику Леонардо, 1550 год
Екатерина Великая о своем чувстве юмора
«Пожалуй, напиши, смеялся ли ты, читав сие письмо, ибо я так и покатилась со смеху, как по написании прочла. Какой вздор намарала, самая горячка с бредом, да пусть поедет: авось-либо и ты позабавишься».
Из письма Григорию Потемкину, 28 февраля 1774 года
Александр Пушкин о жизни без тещи и экипажа
«…Я бы переслал Горчакову тотчас мой долг с благодарностию, но принужден был в эти две недели истратить 2000 рублей, и потому приостановился. Теперь, кажется, все уладил и стану жить потихоньку без тещи, без экипажа, следственно — без больших расходов и без сплетен».
Из письма Павлу Нащокину, 1 июля 1831 года
Иван Тургенев о Льве Толстом
«Ну-с, доложу Вам — что у Вас за брат! Я его прозвал за его буйность, дикое упорство и праздность Троглодитом — и даже остервенелым Троглодитом — что не мешает мне, однако, любить его от души и ворчать на него беспрестанно, как рассудительный дядя на взбалмошного племянника. Много разных неистовств успел он наделать с тех пор, как приехал — в карты, однако, не играл — и пьянству не предавался.
Иславин часто к нам ходит — я очень полюбил его — особенно за то, что он сам весьма привязан к Троглодиту, о котором мы часто толкуем с ним, причем дело не обходится без вздохов, возведений очей к небу и пожимания плечей».
Из письма Марии и Валериану Толстым, 8 декабря 1855 года
Марк Твен о журналистах
«Мне предложили поехать в Гринсберг и прочесть лекцию в пользу общества „Методистская лепта“ — за двадцать пять долларов и возмещение расходов. Я согласился с легким сердцем. Несколько знакомых репортеров захотели поехать со мной, — а этот народ любит выпить. Они были приятными, но дорогостоящими спутниками».
Из письма Оливии Клеменс, 30 октября 1869 года
Как Авраам Линкольн отпустил бороду
«У меня есть четыре брата, и хотя бы кто-то из них проголосует за Вас. Однако, если Вы отпустите бороду, то я попытаюсь уговорить и остальных сделать то же самое. Вы будете выглядеть гораздо лучше, так как у Вас очень худое лицо. Все леди любят бороды, они будут упрашивать своих мужей голосовать за Вас, и Вы станете Президентом».
Из письма Грейс Беделл Аврааму Линкольну, 15 октября 1860 года
Льюис Кэрролл о необъяснимом
«Дорогая Мэри!
Я получил твое письмо (получил, стыдно сказать, 27 августа 1879 г.), в котором ты спрашиваешь: „Почему вы не объясните, Снарка‘?“ На этот вопрос я ответил давным-давно. Позволь мне привести мой ответ еще раз: „Потому что не могу ничего объяснить!“ А ты можешь объяснить то, что сама не понимаешь?».
Из письма Мэри Браун, 2 марта 1880 года
Антон Чехов о талантах брата Александра
«Пожарный брат мой! Теперь я верю в предчувствия и пророчества: когда в детстве ты орошал по ночам свою постель и потом в отрочестве, кроме орошения, занимался еще тем, что бегал на пожары и любил рассказывать о пожарной команде, бегущей по каменной лестнице, тогда еще следовало предвидеть, что ты будешь пожарным редактором. Итак, поздравляю. Туши, Саша, пожары своим талантливым пером на шереметьевский счет, а мы будем радоваться».
Из письма Александру Чехову, 23 февраля 1892 года
Антон Чехов о женитьбе
«…очевидно, у Вас есть невеста, которую Вам хочется поскорее сбыть с рук; но извините, жениться в настоящее время я не могу, потому что, во-первых, во мне сидят бациллы, жильцы весьма сумнительные; во-вторых, у меня ни гроша, и, в-третьих, мне все еще кажется, что я очень молод. Позвольте мне погулять еще годика два-три, а там увидим — быть может, и в самом деле женюсь. Только зачем Вы хотите, чтобы жена меня „растормошила“? Ведь и без того тормошит сама жизнь, тормошит шибко».
Из письма Федору Шехтелю, 18 декабря 1896 года
Революционер Марк Елизаров о тюремных условиях
«Вообще здесь все поставлено хорошо и, когда я буду присутствовать на всемирном тюремном конгрессе, то отзыв дам благоприятный».
Из письма Марии Ульяновой (Бланк), 1900 год
Как заканчивал письма Сергей Есенин
«Не знаю, что тебе сказать: прощай или до свидания.
P. S. Стихотворения напишу в следующий раз. Не в духе я. Прости за грязное письмо, разорви его к черту».
«Прости — за скверное письмо и пошли его к самому Аду. С. Е.
Нет времени. Объясню после».
«Фотографию я тебя не обязываю давать, как хочешь, а просить я не буду...»
Из писем Марии Бальзамовой, 1912–1913 год
Корней Чуковский про аппетит к футуристам
«Водился осенью с футуристами: Хлебников, Маяковский, Крученых, Игорь Северянин были мои первые друзья, теперь же, после того, как Маяковский напоил и употребил мою знакомую курсистку (милую, прелестную, 18-летнюю) и забеременил и заразил таким страшным триппером, что она теперь в больнице, без копейки, скрываясь от родных, — я потерял к футуристам аппетит».
Из письма Сергею Сергееву-Ценскому, 25 февраля 1915 года
Владимирский Маяковский о здоровье Лили Брик и лошади
«Дорогой и необыкновенный Лиленок!
Не болей ты, христа ради! Если Оська не будет смотреть за тобой и развозить твои легкие (на этом месте пришлось остановиться и лезть к тебе в письмо, чтоб узнать, как пишется: я хотел „лехкия“) куда следует, то я привезу к вам в квартиру хвойный лес и буду устраивать в оськином кабинете море по собственному моему усмотрению. Если же твой градусник будет лазить дальше, чем тридцать шесть градусов, то я ему обломаю все лапы.
Стихов не пишу, хотя и хочется очень написать что-нибудь прочувствованное про лошадь».
Из письма Лиле Брик, март 1918 года
Владимир Маяковский о кисах и свиньях
«Кисит, если ты еще не написала — напиши в Ялту. Не будь свиньей, тем более, что из такой маленькой кисы хорошей большой свиньи все равно не выйдет».
Из письма Лиле Брик, 15 июля 1926 года
Лиля Брик о возлюбленной Владимира Маяковского
«Элик! Напиши мне, пожалуйста, что это за женщина, по которой Володя сходит с ума, которую он собирается выписать в Москву, которой он пишет стихи (!) и которая, прожив столько лет в Париже, падает в обморок от слова merde?! Что-то не верю я в невинность русской шляпницы в Париже! Никому не говори, что я тебя об этом спрашиваю, и напиши обо всем подробно».
Из письма Эльзе Триоле, 17 декабря 1928 года
Уинстон Черчилль о надежде на переписку с Франклином Рузвельтом
«Надеюсь, то обстоятельство, что я сменил офис, не отменит Вашего намерения продолжать нашу личную переписку».
Из письма Франклину Рузвельту, 1940 год
Сергей Довлатов о низости человеческой природы
«Тамара, я только что свалился с брусьев и ударился задиком об землю, испытав при этом ни с чем не сравнимые страдания. Причем я давно уже заметил: стоит человеку слегка порезать палец — ему все начинают сочувствовать, кто бинт волокет, кто йод, а когда человек со всего маху трескается об землю задом, это вызывает взрыв скотского смеха. Простите, но я не мог не поделиться с Вами, Тамара, последними наблюдениями над низостью человеческой природы».
Из письма Тамаре Уржумовой, 1963 год
Сергей Довлатов о попытках встретиться с Иосифом Бродским и человеконенавистнице Кате
«И все-таки я бы очень хотел Вас повидать. Мы с Леной собираемся в один из дней поехать гулять в Гринич-вилледж. Нет ли такой возможности — вытащить Вас буквально на час из дома, чтобы съесть какую-нибудь пакистанскую еду? К тому же мы привезем Вам в подарок из русского магазина какой-нибудь балык или пельмени.
Буду с некоторым страхом Вам звонить.
Вся наша семья Вас очень любит, включая человеконенавистницу Катю».
Из письма Иосифу Бродскому, конец 1980-х годов
