Трудное время никогда не заканчивается
Казалось, Майе повезло с самого рождения. Ее мама, Рахиль Мессерер, была актрисой немого кино, тетя Суламифь и дядя Азаф танцевали в балете, а еще одна тетка, Елизавета, была звездой театра. Отец, Михаил Плисецкий, от сцены был далек, зато работал в комиссариате внешней торговли и занимал прочное положение в обществе — по крайней мере, так все думали. Впрочем, нельзя сказать, что Майя родилась с серебряной ложкой во рту — тогда этим мало кто мог похвастаться.
— Я была ребенком своевольным. Спустила по течению ручейка свои первые сандалики. Вместо корабликов, которые усмотрела на старинной почтовой открытке, — вспоминала детство Майя Михайловна в своих мемуарах «Я, Майя Плисецкая».
— Мама долго убивалась. Достать детские туфельки было задачей неразрешимой. «Трудное время, трудное время», — причитала мама. Так я и слышу с тех пор по сей день — трудное время, трудное время. Бедная моя Родина!..
В конце 1930-х семью Плисецких, как и миллионы других, затянуло в жернова Большого Террора. В 1938 году отца арестовали и расстреляли. За ним на Лубянку забрали и мать, еще не знавшую о смерти мужа.
«Чекисты требовали, чтобы она признала, что муж ее — шпион, изменник, диверсант, преступник, участник заговора против Сталина и прочее, и прочее, — она наотрез отказалась. Случай по тем временам героический. Ей дали восемь лет тюрьмы», — писала Плисецкая. С этого дня и до конца жизни будущая балерина ненавидела советскую власть, считая ее своим личным врагом.
Рахиль вместе с новорожденным Азарием сослали в лагерь для жен изменников, а чтобы маленькую Майю не отправили туда вместе с ними, девочку удочерила ее тетя, балерина Большого театра Суламифь Мессерер. Именно Суламифь первой заметила невероятные данные гибкого ребенка и привела ее в хореографическое училище. Она же несколько лет спустя помогала Майе ставить ее первые номера.
В 1943 году, в разгар войны, Плисецкая закончила училище и была принята в труппу Большого театра. А уже через два года ей дали заглавную партию в «Раймонде».
«Моя премьера проходит шумно, с редким для непремьерного спектакля успехом. Решаюсь так написать, ибо в журнале „Огонек“ на одной странице с репортажем о победах футболистов московского „Динамо“ в Англии — мои шесть балетных поз из „Раймонды“…»
Через неделю почтальон приносит ворох разномастных конвертов с письмами на мое имя. Предлагают руку и сердце, просят взаймы денег, объясняют, что родственники. Похоже, я стала знаменита
Она абсолютно нормальная
Аристократичная Майя стала знаменитостью не только на сцене Большого, но и на московской светской сцене. Ее, едкую и остроумную, часто звали в гости. Особенно в салон Лили Брик — последний из литературных салонов Москвы. Там Майя познакомилась со своим будущим мужем, композитором Родионом Щедриным.
— Мой тульский дядя Михаил Михайлович, дядя Миша, прослышав о серьезности моего романа, сказал: «Если надумаешь жениться, покажи ее сперва мне. Я тут же определю — истеричка она или нет. У меня глаз наметанный». Пообщавшись с Майей несколько минут, дядя Миша отозвал меня в сторону и успокоенно зашептал: «Она абсолютно нормальная. Таких женщин у нас в Туле уже не осталось», — вспоминал начало этого романа композитор.
Танки и пачки
Когда легендарная Галина Уланова ушла на пенсию, место примы Большого заняла 35-летняя Плисецкая. Она танцевала Царь-девицу в «Коньке-Горбунке», принцессу Аврору в «Спящей красавице», Хозяйку Медной горы в «Каменном цветке», Мехмэнэ-Бану в «Легенде о любви», Эгину и Фригию в «Спартаке». И, конечно, Одетту и Одилию в «Лебедином озере».
Плисецкая танцевала «Лебединое озеро» более 800 раз — и, как она сама считала, ни разу — безупречно
Тем не менее этот балет стал таким же символом страны, как Собор Василия Блаженного, танк «Т-34» и черная икра. Всех высоких гостей СССР в обязательном порядке вели на «Озеро». Генсек Хрущёв, разумеется, играл роль радушного хозяина и сидел с ними в ложе, хотя балет как искусство его не особенно восхищал — в чем он однажды признался лично Плисецкой.
«Насмотрелся Никита Сергеевич „Лебединого“ до тошноты. К концу своего царствия пожаловался он мне как-то на одном из приемов:
— Как подумаю, что вечером опять «Лебединое» смотреть, аж тошнота к горлу подкатывает. Балет замечательный, но сколько же можно. Ночью потом белые пачки вперемешку с танками снятся…»
Шпионские страсти
Всемирная известность не защитила Плисецкую от подозрений. В высоких кругах за ней приглядывали и даже подозревали, что она, как Мата Хари, не брезгует шпионажем. Тот факт, что героиня социалистического труда наотрез отказывалась вступать в партию, только усиливал раздражение властей.
На собрании Политбюро генерал Серов, которого балерина иначе как «скудоумным» не называла, зачитал доклад о том, что гражданка Плисецкая, возможно, работает на английскую контрразведку. Самой танцовщице напрямую ничего не предъявили — более того, о своей шпионской карьере Плисецкая узнала из закулисных слухов.
— Мне стало известно об этом заседании от девчат из ансамбля Моисеева, на которых дружно переженились все дети партийных бонз. Никого не волновало, что в докладе концы с концами не сходятся. Что домыслы Серова — несусветная чушь! Что балерина ни на одном иностранном языке не говорит. Знать ничего об обороне Страны Советов не знает, в курсе лишь интриг театральных. Но постановляют: утвердить доклад, продолжать наблюдения, поста не снимать, но и за границу не выпускать.
Так Майя стала невыездной — границу для нее снова открыли лишь несколько лет спустя, в 1960-х.
Сама Плисецкая никогда не обсуждала это, но вскоре после того, как она узнала об этом докладе, балерина и ее муж полностью прервали отношения с Лилей Брик, долгие годы работавшей на НКВД и даже имевшей удостоверение следователя.
Муза Пьера Кардена
Даже в самые дремучие советские годы, когда покупка красивой одежды была практически невыполнимой задачей, Майя Плисецкая выглядела, как модель из французского журнала мод. В этом ей помогали фарцовщики и театральные коллеги. В цехах костюмеров Большого мастерицы сооружали для нее шляпки из солдатских шинелей и жакетки из обивочного дермантина. В те годы было немыслимо представить, что совсем скоро платья для нее будет создавать Пьер Карден — и считать это огромной честью.
Балерина и кутюрье познакомились во время зарубежных гастролей Плисецкой в 1971 году — и эта дружба продолжалась 35 лет. Пьер не только шил платья для Плисецкой, но и разработал костюмы для балетов «Чайка», «Анна Каренина» и «Дама с собачкой» и не потребовал за это платы. А руководство Большого запретило упоминать на афишах имя буржуазного модельера. Справедливость была восстановлена только в 1998 году, когда Плисецкая и Карден организовали совместное шоу «Мода и танец».
— Для меня в мире моды все начинается и заканчивается Пьером Карденом. Это эталон вкуса, фантазии, красоты… Он никогда не устаревает, — говорила о друге прима.
Карден был далеко не единственным, кто считал Плисецкую своей музой. Ее образ вдохновлял Ива Сен-Лорана, Роя Хальстона и совсем молодого Жана Поля Готье. Коко Шанель приглашала Майю пройтись по подиуму на показе своей коллекции, чтобы показать манекенщицам, как полагается двигаться в нарядах от Chanel.
Даже в последние годы, на пороге 90-летия, Плисецкая сохраняла удивительную стройность. В юности она категорично заявляла, что «диеты ни к чему, надо просто меньше жрать», но с годами смягчилась и признавалась, что ест все, что хочет — просто понемногу. После распада СССР, в 1991 году, Майя вместе с мужем переехала в Германию, в Мюнхен, где полюбила пиво и скромное обращение «фрау Щедрин». Но сцену она не оставила — в 70 лет Плисецкая презентовала публике номер «Аве Майя», написанный специально для нее Морисом Бежаром, в 80 продолжала исполнять свои любимые партии.
— Я в своей жизни получила очень много цветов. Вот стоит красивая большая ваза цветов, штук 50. Я всем одинаково меняю воду, подрезаю кончики. Но одна роза завянет сразу. Другие начинают увядать чуть позже. И вдруг из всех роз одна вот так торчит. И больше чем неделю не вянет. Знаете, на людей это правило тоже распространяется
В 2015 году Майя Плисецкая умерла от инфаркта. Ей было 89 лет. Она завещала соединить свой прах с прахом мужа после его смерти и развеять их пепел над Россией.
«Что вынесла я за прожитую жизнь, какую философию? Самую простую. Простую — как кружка воды, как глоток воздуха. Люди не делятся на классы, расы, государственные системы. Люди делятся на плохих и хороших. На очень хороших и очень плохих. Только так».