Почему феминитивы — это жест
Гендерный подход к языку — явление последних десятилетий. С отходом от советской культуры и некоторым ее отторжением из языка выпали и феминитивы, широкое использование которых было связано с политикой вовлечения массы женщин в профессиональную и общественную деятельность. Так появились «грузчица», «крановщица», «укладчица», «пролетарка», «активистка» и так далее. В первые годы после революции в СССР легко экспериментировали с языком, а разделение профессии на женскую и мужскую было органичной частью идеологии уравнительности и коллективизма. Язык особенно выразил это новое понимание равенства и свободы.
В то же время в современной России, именно в силу андроцентричности (мужского мировосприятия — прим. Salt Mag) в языке, образование феминитивов не так легко воспринять на слух и смириться с этим идеологически. Большинство профессий и занятий в публичной сфере все-таки закреплены в языке за мужским родом, и их «отъем» до сих пор воспринимается, говоря языком психоанализа, как «кастрация». Поэтому прибавление к слову «автор» суффикса «-ка» становится жестом и своего рода феминистской нарочитостью.
Почему уху некомфортно
До революции было популярно слово «поэтесса» — но оно носило оттенок жеманства, салонности. Мужчина — конечно же, поэт, а поэтесса — это дама, пишущая на досуге стишки. То есть для нее это скорее развлечение, чем профессиональное занятие. Ахматова и Цветаева говорили про себя только «поэт». И даже сейчас, если применить к ним оптику феминизма, язык не повернется назвать их «поэтессами».
Слова «директриса» или «инженерка» были в советских словарях и не вызывали отторжения. Сейчас их употребление вносит дополнительный — раздражающий оттенок. Действительно, свойство русского языка таково, что прибавка к слову «-ка», «-ня», «-ша» или «-есса» создает некоторую искусственность и подчеркивает, что в культуре между женщиной и мужчиной есть большая разница. Порой это даже делает образ профессии карикатурным: представьте дирижера и «дирижерку» — в последнем случае сознание невольно пририсовывает мужской фигуре известные элементы женской. Поэтому язык отторгает эту неестественность и «нелитературность». Феминитивы сейчас существуют в области лишь культурного сленга.
Почему выделять, а не уравнивать
Часто можно услышать: зачем нам в России феминизм, если у нас и так с советских времен женщины и мужчины равны? В большинстве своем люди попросту не понимают, что такое феминизм. Современный феминизм делает акцент не на уравнивании женщин и мужчин, а на гендерных различиях и равенстве возможностей. Со второй половины 20 века феминистки настаивают на том, что женщины — это не «второй пол», они обладают особым социальным, психологическим, культурным опытом.
В русском языке формы женского рода образуются с помощью прибавления или изменения суффиксов. По аналогии с «дантистка», «мастер» — «мастерица», «поэт» — «поэтесса» можно образовать и «юрист» — «юристка», «доктор» — «докторица», при этом от слова «автор» можно образовать слово — внимание — «авторесса».
Нерушимых законов по части образования феминитивов не существует. Есть только эффект сочетаемости-несочетаемости. Важно помнить, что в русском языке есть множество феминитивных суффиксов: «-есс (а)», «-иц (а)», «-ниц (а)», «-щиц (а)», «-ис (а)», «-ин (я)», и далеко не всегда словообразование упирается в «-ка».
Опыт женщины имеет общечеловеческое значение, его нельзя ни объявлять вторичным по отношению к мужскому, ни насильственно уравнивать с мужским, нивелируя гендерные различия, принижая ценность именно женского взгляда на мир. Феминизм — вовсе не о том, что женщина должна быть «как мужчина», это один из способов презентации женского опыта, который меняет культуру.
А поскольку главным инструментом культуры является язык, то именно через него женский опыт может быть вербализирован и «разрешен». Конечно, как во всякой идейной борьбе, здесь существует и агрессия, и перегибы, но ведь любую систему взглядов нужно воспринимать критически.
Почему у нас никогда не будет «президентки»
Чтобы феминитивы стали органичной частью культуры, а не воспринимались как разрушение языка, нужно просвещение. Сейчас феминитивы активно используются в соцсетях и СМИ. В официальный обиход феминитивы могут войти тогда, когда они будут употребляться в рамках школьной программы. Помните, у Михалкова: «Мама — летчик? Что ж такого! Вот у Коли, например, мама — милиционер. А у Толи и у Веры обе мамы — инженеры… Мамы разные нужны. Мамы всякие важны». Вот с таких форматов нужно начинать работу, только в нашем случае каждая из этих профессий была бы помножена на «-ка».
В немецком языке есть слово Kanzlerin, то есть буквально «канцлерша», которой является фрау Меркель. Но в России приемлемое на слух наименование женской роли в государственной власти остановилось на царице, а дальше — сплошь мужское владычество. «Генеральная секретарша»? Звучит ужасно, забудьте. Премьер-министерша? Лучше даже не пробовать, будет насмешкой. Власть, как и военная сфера — традиционно мужские занятия, язык здесь очень четко обозначил гендерную границу, которую женщинам не следует пересекать.
Почему язык может предотвратить насилие
Настаивание на использовании феминитивов — попытка менять закрепленные в языке «мужские» нормы, основанные на праве силы. В последние годы стали заметны кампании по борьбе с домашним и сексуальным насилием. Как и все, не укладывающееся в стереотипы, заряженное критикой существующего социального порядка, они вызывают конфликты и сопротивление.
Есть стилистически неприятные примеры образования феминитивов: суффиксы «-ша» и «-иха». Исторически они обозначали именование жены по мужу — «генеральша», «профессорша», «командирша», «дьячиха», «купчиха», поэтому остаются негативные и зависимые коннотации. В современном русском языке слова с суффиксами «-ша» и «-иха» имеют пренебрежительный оттенок — «врачиха», «директорша», «бизнесменша». Но есть и исключения вроде «ткачиха», «секретарша», «маникюрша». Однако оттенкам значения свойственно с течением времени утрачиваться и изменяться.
Достаточно вспомнить дебаты, вызванные флешмобом в соцсетях #яНеБоюсьСказать или историями с харассментом и ожесточенной реакцией на движение #MeToo. Это сопротивление вызвано тем, что дозволенность насилия в отношении женщин вписана в культуру, она оправдана и сплетена с сексуальностью.
В этих случаях антифеминистская реакция, как правило, пытается опереться на традиции патриархальной семьи, которые якобы свойственны нам с начала времен. Есть множество исторических, этнографических свидетельств того, что это не так. Можно вспомнить и классическую русскую литературу, в ней есть ярчайшие картины жестокости нравов и насилия в патриархальной семье — перечитайте «Леди Макбет Мценского уезда», «Тараса Бульбу», «Тихий Дон».
Публичные кампании против домашнего насилия, против гендерной дискриминации, использующей в том числе столь мощный инструмент, каким является язык, — это способ защиты достоинства личности, права и свободы. В этом ключе феминизм и его частные проявления становятся способом отвоевывания человеческого, а его потеря — вполне реальна.