«У каждого должен быть свой каминг-аут»: 10 квир-книг ко Дню борьбы с гомофобией | Salt

«У каждого должен быть свой каминг-аут»: 10 квир-книг ко Дню борьбы с гомофобией

Книги
Дмитрий Лягин
Дмитрий Лягин
17 мая 2020, 5:10
Salt: главное здесь, остальное по вкусу - «У каждого должен быть свой каминг-аут»: 10 квир-книг ко Дню борьбы с гомофобией
Getty Images / SALT-collage
17 мая 1990 года гомосексуальность исключили из Международной классификации болезней, и с тех пор каждый год в этот день отмечают День борьбы с гомофобией, бифобией и трансфобией. Автор Telegram-канала Pal o' Me Heart Дмитрий Лягин выбрал 10 книг с квир-героями, которым приходилось отстаивать свое право на жизнь, любовь и достойное место в обществе.

«Незримые фурии сердца» Джон Бойн

Джон Бойн — современный ирландский писатель — известен русскому читателю как автор бестселлера «Мальчик в полосатой пижаме» о трагедии Холокоста, увиденной глазами подростка. В уже «взрослом» романе «Незримые фурии сердца» Бойн рассказывает историю Ирландии второй половины 20 века через приключения ее блудного сына — Сирила Эйвери. Воспитанный в богатой приемной семье, Сирил довольно скоро осознает, что в католической и насквозь традиционной Ирландии ему не рады, и убегает в Европу, а потом и Америку в поисках лучшей жизни и своей настоящей матери.

Бойн умело соединяет две традиции: легко читаемого приключенческого романа с постоянной сменой декораций (Сирил нигде не задерживается дольше, чем на 7 лет) и социального романа о дискриминации и ВИЧ-эпидемии, свидетелем которой становится главный герой.

«Вот ведь какая штука: по-моему, все втайне верят, но боятся признать, что мир стал бы гораздо лучше, если б мы делали, что хотим, когда хотим и с кем хотим, не подчиняя свою жизнь пуританским правилам».

«Хрупкие фантазии обербоссиерера Лойса» Анатолий Вишевский

Университетский профессор в США и знаток немецкого фарфора Анатолий Вишевский написал небольшую повесть о том, как мужские отношения сильнее всякого казеина скрепляются фарфором.

В середине 18 века боссиерер (формовщик фарфоровых фигурок) Жан-Жак Лойс приезжает в провинциальный Людвигсбург устраиваться на фарфоровый завод. Судьба благоволит немолодому вдовцу: буквально на следующий день он получает место старшего формовщика и возможность бесконечно повторять в фарфоре образ юноши Андреаса, к которому днем ранее «воспылал платоническими чувствами», но который так не вовремя ушел на войну.

Долгие годы, которые Андреас проводит на войне, а обербоссиерер — в своей мастерской, перед нами разворачивается совершенно камерный и хрупкий, как ручка фарфоровой фигурки, Künstlerroman — роман о художнике и пути мастера. Лойс женится на девушке Андреаса, заботится о его незаконнорожденном сыне, а между делом лепит садовников, пастушков, продавцов яблок, крестьян и меняет художественный стиль всего фарфорового завода — с маньеризма на натурализм. Когда с войны внезапно возвращается Андреас, начинается новый роман — роман постаревшего Ашенбаха с повзрослевшим одноногим Тадзио.

Вишевский придумал историю своих фарфоровых статуэток — такую же миниатюрную, хрупкую и приятную глазу — и рассказал ее по-настоящему мастерски: язык возвышенного и пронесенного сквозь годы органично и без неловкостей сочетается с языком телесных выделений и запахов — умение столь редкое в русской литературе вообще, не говоря уже о русском гей-романе.

Salt: главное здесь, остальное по вкусу - «И хладный пепел Илиона Кассандру поздно оправдал»: 7 книг, авторы которых предсказали эпидемии в будущем Книги «И хладный пепел Илиона Кассандру поздно оправдал»: 7 книг, авторы которых предсказали эпидемии в будущем

«Самый одинокий человек» Сара Уинман

Совершенно незамеченным и несправедливо обойденным вниманием русских критиков стал последний роман Сары Уинман, чья книга «Когда бог был кроликом» в 2011 году произвела фурор. Новый роман Уинман — о том, как случайно увиденные «Подсолнухи» Ван Гога меняют жизнь женщины и ее сына из английского предместья: она набирается сил уйти от нелюбимого мужа, он — уехать из родного, но недружелюбного города. Это роман о силе семьи, которую нашел себе сам, где дружба и любовь — одно и то же чувство привязанности трех людей друг к другу. Роман о том, как не важны бывают сексуальные предпочтения, если с детства дружба двух мужчин перерастает в сильнейшую любовь. Когда в их жизни появляется женщина, их любовь способна впитать в себя и третьего.

«Она всегда знала, что между нами — нечто большее, не просто юношеская дурь. «В первой любви что-то есть, ведь правда? Она недосягаема для тех, кто был вне ее. Но по ней меряют все, что будет в жизни дальше».

«Место, названное зимой» Патрик Гейл

Что бы вы делали, если бы вас вдруг выгнали из дома, из семьи, забрали все родное и знакомое и заставили начать новую жизнь в диком необжитом краю? Это пугающая для любого человека перспектива. Именно в таком положении оказался прадед писателя Патрика Гейла, когда под угрозой позора был вынужден покинуть свою семью и безбедную жизнь джентльмена в Великобритании, чтобы начать все заново в качестве фермера-первопроходца в сельской Канаде. В романе «Место, названное зимой» Гейл, вдохновившись семейной хроникой, художественно воссоздает эту душераздирающую историю стойкости перед лицом неизвестности. Историю Робинзона, вместо необитаемого острова оказавшегося в обществе, которое его не принимает. Никогда еще в творчестве Гейла — видного британского писателя и сценариста — тревоги его героя не ощущались читателем с такой силой, как в этом драматичном и очень личном романе.

 «Интересно, — сказала она, — не будь запретов, много ли мужчин поняли бы, что они такие же, как вы? Иногда я думаю, что большинство мужчин не любят женщин, презирают их, а женятся только потому, что так положено и чтобы были дети. И еще потому, что нет других вариантов».

«Бесконечные дни» Себастьян Барри

Себастьян Барри, автор «Скрижалей судьбы», написал новый кусочек пазла про семью Макналти — об изгнаннике Томасе. Молодому человеку не нашлось места в родной, но бедной Ирландии, и он едет искать судьбы и шальной пули в Америку, где знакомится с Джоном Коулом, делит с ним еду, заработок и постель. Проработав несколько лет в салуне шахтерского городка танцовщицами и мечтой усталых работяг, парни записываются в армию как раз накануне Гражданской войны. Как Толстой, Барри чередует сцены бесконечной войны и разбоя со сценами мирной, буколической фермерской жизни на границе Севера и Юга, где Томас в женском платье и Джон с удочеренной индейской девочкой возделывают табак и отстреливаются от дезертиров.

Томас у Барри пишет и разговаривает нарочито просто, по-деревенски, прорывая иллюзию только редкими заходами на территорию театрального высокого штиля, когда говорит о своей любви к Джону — вытаскивая слова из пьесок, в которых играл, из песен, из разговоров более образованных людей. Томас принимает любовь как данность, не рефлексирует и только переживает, что его женский «камуфляж» раскроют, и будет неловко. Томас — персонаж, как мы бы сейчас сказали, гендерно-флюидный, ему одинаково комфортно в армейской форме на поле боя и в женском платье дома с Джоном. И это вдвойне удивительно, учитывая жестокость эпохи, перемоловшей людей куда более сильных.

«У человека в памяти отчетливо сохраняется, может, сотня дней, хотя прожил он тысячи. Тут ничего не поделаешь. Каждому отпущен запас дней, и мы тратим их, как забывчивые пьяницы».

«Лишь» Эндрю Шон Грир

Легкий комический роман, который в 2017 году получил Пулитцера и посмеялся над предубеждением, что лауреат крупной премии должен быть сложным, глубоким, стилистически идеальным или раздвигающим рамки жанра.

«Лишь» — история о второстепенном писателе и авторе отвергнутого издателями романа. Артур Лишь — так зовут героя — отправляется в кругосветное путешествие, чтобы отвлечься от мыслей о своем грядущем 50-летии и бывшем любовнике, который предпочел другого. Люди, которых он встречает по пути, намекают ему о причине его писательской и любовной неудачи: трудно сопереживать белому мужчине среднего класса, у которого на уме только мелкие обиды.

Грир через своего персонажа задается непростыми вопросами: как вернуть давнюю любовь или найти новую? Как жить, когда ты пятидесятилетний гей в обществе, обожествляющем молодость? Его персонаж играет с возможностями: молодые мужчины, наркотики, влюблённости, сладкое одиночество. Но Грир так и оставляет эти вопросы без ответа, позволяя читателю решать самому, попутно наслаждаясь прекрасно написанной, смешной историей любви.

«К концу спектакля Артур Лесс плакал, всхлипывая, как ему казалось, беззвучно в своем кресле, пока не зажегся свет, и дама, сидевшая рядом, не повернулась к нему со словами: «Мой дорогой, я не знаю, что за горе у вас случилось, но я вам очень, очень сочувствую», — и обняла, обдав ароматом сирени. «Все в порядке, — хотелось ему ответить. — Ничего не случилось. Просто я гей на Бродвейском мюзикле».

«Саймон и программа Homo Sapiens» Бекки Алберталли

Пожалуй, это самая милая книга, вышедшая на русском языке за последние годы. История про подростка Саймона, который никому не говорит, что он гей, потому что каминг-аут — это целый слом привычной системы и представлений других о тебе, это большой шаг и это страшно. Он переписывается с другим таким же подростком, они знают друг друга по никам, анонимно, но очень хорошо понимают друг друга. Интрига в том, что они учатся в одной школе и даже наверняка знакомы. Однажды один из одноклассников Саймона натыкается на его переписку и шантажирует, чтобы тот познакомил его со своей лучшей подругой.

Дебютный роман Бекки Алберталли похож на сладкую шипучую конфету. Снаружи карамельный слой убедительного, не слишком страшного, развлекательного сюжета. Внутри — подростковая сексуальность и первая любовь, слегка тронутые страхом и неуверенностью.

«Кстати, тебе не кажется, что у каждого должен быть свой каминг-аут? Почему быть натуралом — это установка по умолчанию? Каждый должен сделать свое заявление, и это должно быть важное и неловкое событие, плевать — натурал ты, гей, бисексуал или кто-то другой».

Salt: главное здесь, остальное по вкусу - «Лучшая ночь в вашей жизни»: чем жил и прославился клуб Studio 54 Явление «Лучшая ночь в вашей жизни»: чем жил и прославился клуб Studio 54

«Энигма-вариации» Андре Асиман

Потрясающе красивый роман от автора бестселлера «Назови меня своим именем». Эмоциональная, откровенная в своей сексуальности и романтичности книга о любви, влюблённости, страстном желании и похоти. Это книга, которая исследует разницу между обладанием привычным и желанием недоступного, между радостью достижения и безразличием любовного угасания.

«Энигма-вариации» состоят из пяти новелл, объединенных общим героем — парнем по имени Пол. В первой части 22-летний Пол возвращается на итальянский остров, где его семья проводила каждый жаркий сезон. Он особенно хорошо помнит одно лето: ему 12 лет, он одержим деревенским краснодеревщиком, грубовато-красивым мужчиной, который, казалось, проявлял интерес к Полу и пробудил в мальчике желания, о которых он раньше не знал. В других новеллах Пол исследует уже отношения с женщинами, и каждая история любви непохожа на предыдущую, каждая уникальна, но первая так и останется в его памяти самой яркой.

Асиман — блестящий стилист, он умело опутывает читателя и руководит его чувствами, не скатываясь в излишнюю мелодраму, и рассказывает историю многоликой любви, которой не важен пол партнера.

«Может, прошлое — это другая страна, а может, и нет. Оно может представать изменчивым или неподвижным, но столица у него всегда одна — Сожаление, и протекает через нее канал несбывшихся желаний, по которому рассыпан архипелаг крошечных „могло бы быть“, тех, что так и не претворились, но оттого не утратили реальности и, возможно, еще претворятся, хотя мы и страшимся обратного».

​​«Недоподлинная жизнь Сергея Набокова» Пол Расселл

Пол Расселл, чей сборник ста биографий известных геев и лесбиянок уже выходил по-русски, написал роман о младшем брате Владимира Набокова — гомосексуале Сергее. Под артобстрелом в Берлине 1943-го он вспоминает своё петербургское детство, пасторальные радости в усадьбе Набоковых в Выре, пробуждающееся чувство к мужчинам, бегство семьи от революции через через Крым в Европу, учебу в Кембридже и жизнь в Париже и Берлине, где Сергей знакомится с Дягилевым и Жаном Кокто, посещает салон Гертруды Стайн, живет с художником Челищевым и влюбляется в наследника австрийского магната.

Технически книга Расселла — это, конечно, не биография, а спекулятивный фикшн на биографическом материале, которого о жизни Набокова-младшего довольно мало: несколько писем, воспоминания Кокто, Алисы Токлас, друзей и родственников — и Владимира в «Память, говори». То есть скелет истории — траектория, по которой двигалась жизнь Сергея Набокова — у автора был, оставалось только нанизать на него плоть и пустить живую кровь по венам, чего Расселл добился с немалым мастерством, пусть и с некоторыми огрехами в петербургской части.

«Это так мучительно, мучительно, быть неверующим обладателем глубоко религиозной души».

«Евангелие от» Сергей Хазов-Кассиа

Корреспондент «Радио Свобода» Сергей Хазов-Кассиа через несколько лет после первого романа «Другое детство» об истории гомосексуального подростка в Ленинграде написал второй — продолжение своеобразной гей-дилогии. Повзрослевший герой Ива, вырвавшись из города затуманенных дворцов и подворотен, переехал в Москву, устроился в крупную компанию, терпит гомофобных коллег, которые о нём и не догадываются, ездит в отпуск в Италию, раз в год нехотя и скучно звонит маме, — и живёт тайной жизнью сексоголика и завсегдатая приложений для знакомств, пока однажды по сфабрикованному делу не попадает в жернова российской системы уголовного преследования, из которой, как мы знаем, просто так не выбраться, потому что система не знает оправдательных приговоров.

Автор умело и подробно описывает Ивины мытарства в СИЗО, кафкианский процесс, показное и формальное судебное разбирательство, даже доведённый до экстремума финал — всё то, с чем сталкиваются в своей работе правозащитники (среди консультантов романа, например, основательница «Руси Сидящей» Ольга Романова) и журналисты (автор использовал свой опыт работы над репортажами о политических делах, в том числе о деле Ильдара Дадина). Сюжет на редкость увлекательный, язык хорош, к тому же в свойственные русской литературе философствование и вязкую няшу автор предусмотрительное не пускается.

«Жизнь — страх. Мы делаем вид, что не замечаем его, что его нет, но он здесь, рядом, как смерть, он преследует нас и то и дело напоминает о себе, на мгновение приоткрывая обрамленный в мрамор черный металлический люк, веющий архетипическим ужасом небытия. Может, истинная свобода в том, чтобы перестать бояться? Но жизнь без страха невозможна. Где же отличие от тюрьмы? Что воля, что неволя — нет разницы».