Однако способны ли писатели действительно предсказывать будущее? Французский филолог и психоаналитик Пьер Байяр уверен, что да. В своей книге «„Титаник“ утонет» он анализирует феномен «литературного предвидения» — проявления будущих событий в книгах писателей прошлого. Так, Морган Робертсон в романе «Тщетность» до мельчайших деталей описал катастрофу на пассажирском лайнере под названием «Титан», которая произошла от его столкновения с айсбергом — за четырнадцать лет до гибели «Титаника»! А в технотриллере Тома Клэнси «Долг чести» 1994 года террорист направляет угнанный «боинг» в здание Капитолия.
Предсказывали ли писатели эпидемии будущего — и если да, то каковы были их последствия в романах? В нашей новой подборке — 7 книг, чтение которых может создать неприятное чувство дежавю.
Эдгар Аллан По, «Маска Красной смерти», 1842 год
«Красная смерть давно уже опустошала страну. Не бывало еще моровой язвы, столь отвратительной и роковой. Кровь была ее знаменем, и печатью — ужасный багрянец крови».
Так начинается рассказ Эдгара По — один из первых в классической литературе текстов об эпидемии. Конечно, по смертоносности коронавирусу до Красной смерти очень далеко — обескровленные больные умирают у По в течение получаса. Зато у героев По и москвичей одинаковое отношение к карантину: принц Просперо вместе с приятелями запирается в богато украшенном аббатстве в горах и закатывает пир во время чумы — один за другим проходят пиршества, балы, маскарады, разве что обошлось без шашлыков. Но однажды во время очередного кутежа на пороге замка появляется загадочный незнакомец в красной маске, напоминающей лицо умирающего от страшного поветрия — и декадентскому веселью дворян приходит конец.
Конечно, читателю 2020 года рассказ может показаться простеньким, даже морализаторским, но надо признать: напоминать людям о том, что стратегия «моя хата с краю» заведомо обречена на провал, периодически нужно. В том числе россиянам.
Герберт Уэллс, «Война миров», 1897 год
Уэллс неизменно занимает верхние строчки в рейтингах писателей-предсказателей, хотя сам он иронически отмахивался: литература вам, мол, не хрустальный шар. Но при этом его книги переполнены описаниями технических изобретений, которые в XX веке вошли в привычный обиход: в романе «Люди как боги» 1923 года персонажи пользуются голосовой электронной почтой, в новелле «Когда спящий проснется» 1899 года повсеместно распространено телевидение и аудиокниги, а в романе «Освобожденный мир» 1913 года Уэллс бьет собственные рекорды и разом предсказывает появление атомного оружия, события обеих мировых войн и создание ООН.
«Войну миров» в этом контексте вспоминают и как первый роман о войне пришельцев с землянами, и как предсказание о появлении лучевого (читай — лазерного) оружия. Но ближе к концу романа в тексте появляется предсказание поважнее.
«На земле лежали марсиане, окоченелые и безмолвные, — мертвые! — уничтоженные какой-то пагубной бактерией, к борьбе с которой их организм не был приспособлен, уничтоженные так же, как была потом уничтожена красная трава. После того как все средства обороны человечества были исчерпаны, пришельцы были истреблены ничтожнейшими тварями, которыми премудрый господь населил Землю.
<…> Эти зародыши болезней уже взяли свою дань с человечества еще в доисторические времена. <…> Благодаря естественному отбору мы развили в себе способность к сопротивлению; мы не уступаем ни одной бактерии без упорной борьбы».
Пока человечество занимается развитием экономики и технологическими прорывами, наши микроскопические соседи по планете могут нанести нам ущерб непредставимых масштабов. И хотя тон рассказчика позитивный — у людей есть иммунитет к известным болезням — читателя так и подмывает спросить: а что будет с бактериями и вирусами, с которыми иммунная система человека справляться не умеет? Ответ пришел уже в 1918 году, когда на излете Первой мировой войны сначала Европу, а потом и весь мир охватила эпидемия «испанки», которая унесла жизни ста миллионов человек, то есть пяти процентов всего населения земного шара.
Любопытно соотносить фотографии опустевших улиц крупных городов с описаниями Уэллса:
«Кругом, словно чудом спасенный от уничтожения, расстилался великий отец городов. Те, кто видел Лондон только под привычным покровом дыма, едва ли могут представить себе обнаженную красоту его пустынных, безмолвных улиц».
Схожие чувства испытываешь, когда видишь ленты соцсетей — опустевшие улицы городов, которые всего пару недель назад были заполнены людьми.
Стивен Кинг, «Противостояние», 1978 год
Штамм смертельно опасного гриппа вырывается из лаборатории и стремительно распространяется по стране. Попытки локализовать эпидемию и установить карантин не помогают; в ход идет оружие и военная техника, но даже войска не в силах справиться с суперболезнью. За короткий срок человечество практически полностью вымирает, а оставшиеся в живых сбиваются в группы с целью построить новое общества на руинах мира. Постепенно два главных американских сообщества — фашистская диктатура Рэндалла Флэгга* и Свободная зона Боулдера под руководством матушки Абигэйл — вступают в противостояние, которое не может закончиться ничем хорошим.
Кинг неоднократно говорил, что техногенные катастрофы — один из его источников вдохновения, кошмар, который не дает ему заснуть по ночам, и неудивительно, что многие природные катастрофы в романах «короля ужасов» происходят в первую очередь из-за человеческой халатности и злого умысла. Кинга больше всего интересует, как катастрофы ломают хрупкий цивилизационный фундамент, который поддерживает общество, и как технологии в конечном итоге убивают нас — раз за разом, как в «Противостоянии».
Неслучайно поэтому в последние дни роман снова стал популярен: ведь, как выясняется , именно человеческая беспечность и жадность стали причиной пандемии — вакцина могла быть разработана еще несколько лет назад, если бы ее исследования были проспонсированы. Но потенциальных меценатов это не заинтересовало. И теперь, когда губернатор штата Флорида только в последний момент закрыл пляжи на карантин, а президент Дональд Трамп с большой неохотой отказался от планов сделать вакцину эксклюзивной для американцев, Кинг возмущается : «То, что я написал роман об этом сорок лет назад, и никто не был готов к пандемии, меня обескураживает».
Вот и мы не понимаем.
«Человек — это стадное, социальное животное, и в конце концов мы соберемся вместе. Когда мы соберемся вместе, мы сможем рассказывать друг другу истории о том, как мы пережили великую эпидемию 1990 года».
* Рэндалл Флэгг, он же Человек в черном, является персонажем многих произведений Стивена Кинга — цикла «Темная Башня», романов «Глаза дракона», «Роза Марена» и многих других. Во всех произведениях герой является антагонистом.
Бруно Латур, «Политики природы», 1999 год
Пандемия поставила весь мир в ситуацию всеобщей мобилизации: границы перекрыты, карантин обеспечивают полицейские и военные, а новости борьбы с вирусом напоминают сводки боевых действий. Да и выступления политиков переполнены военной риторикой: Эммануэль Макрон призывает к борьбе с вирусом, а Ангела Меркель называет нынешний кризис «тяжелейшим со времен Второй мировой войны».
Однако справедливо ли винить в наших бедах вирус — такую же часть живой природы, как, скажем, бактерии, медузы или мы сами? В конечном счете, по предположениям некоторых ученых, деятельность человека — вырубка лесов, наращивание промышленного производства вопреки призывам экологов — привела к тому, что ранее неизвестный науке CoVid 19 вырвался на свободу и стремительно распространился по планете. Урбанизация, строительство дорог в ранее не заселенных местах приводят к тому, что человек входит в тесный контакт с видами животных и птиц, с которыми он раньше не взаимодействовал, а это значит, по мнению исследователей, что и столкновения с неизвестными науке бактериями и вирусами будут происходить чаще. С 1960 по 2004 год эпидемиологами были обнаружены 335 новых видов болезней, из них 60% передавались от животных — как и коронавирус.
То есть идеи «темной экологии» — философского направления, стремительно вступающего в мейнстрим — становятся еще более актуальными. В 1960-е годы британский исследователь Джеймс Лавлок предложил экстравагантную по тем временам идею: Земля как планета существует не как набор разрозненных слоев, а как некий суперорганизм, Гея, в котором изменения одной части, атмосферы или биосферы приводят к необратимым изменениям в других частях.
Впоследствии проблема субъектности природы в условиях глобального потепления и экологического кризиса неоднократно осмыслялась учеными и философами, а в 1999 году французский философ и антрополог Бруно Латур в книге «Политики природы» и вовсе предложил давать представительство в парламентах мира не только политическим партиям и движениям, но и представителям видов, которым грозит вымирание, высыхающим озерам и тающим ледникам. В свете того, что некоторые российские каналы начали снимать интервью с участием коронавируса, нам действительно было бы интересно узнать, что он думает о людях и эпохе антропоцена. Думается только, что ничего хорошего COVID-19 бы нам не сказал.
Маргарет Этвуд, «Орикс и Коростель», 2003 год
Двое друзей, Джимми-«Снежный человек» и Коростель, живут в обезумевшем от потребления мире вседозволенности: здесь общедоступны жестокие онлайн-игры, детское порно, наркотики, любые возможные генные модификации. Джимми становится копирайтером, а Коростель присоединяется к команде биоинженеров, которые разрабатывают «крейкеров» — полиандрических людей будущего, которые испытывают сексуальное возбуждение только в определенное время года. В своих исследованиях Коростель доходит до разработки таблетки-аналога «виагры», которая вызывает у человека эйфорию, однако втайне стерилизует его. Новая разработка вызывает эпидемию опасного вируса, которая приводит к вымиранию человечества — и теперь только «крейкеры» населяют лишенный хозяев-потребителей мир.
В своих интервью Этвуд рассказывала, что ее книги всегда основываются на тенденциях, которые в мире уже каким-то образом проявлялись. И антиутопичный мир «Орикса и Коростеля», в общем, не так уж и трудно помыслить: просто разрешите людям жестокие развлечения и лабораторные эксперименты любых масштабов и запаситесь попкорном. Но на вопросы, которыми задается Этвуд: оправдывает ли цель исправления человечества средства; каким должен быть идеальный с точки зрения экологии человек — нет однозначного ответа. Да, «крейкеры» живут в гармонии с природой и не способны на жестокость, но стоило ли их счастливое утопическое существование уничтожения всего человечества? Ведь вымирание людей вредит планете не меньше, чем вымирание животных: гибель миллионов индейцев в результате завезенных европейцами болезней в XVI–XVII веках привела, по некоторым предположениям, к Малому ледниковому периоду, который завершился только к концу XIX века.
«Четкое выполнение ежедневных рутинных обязанностей — один из наиболее действенных способов сохранить высокую мораль и ясный рассудок…»
Эмили Мандел, «Станция Одиннадцать», 2017 год
«НЕПОЛНЫЙ СПИСОК:
Не стало бассейнов с хлорированной водой и подсветкой на дне. Игр с мячом в свете прожекторов. Фонарей, у которых летними ночами вьется мошкара. Поездов, что проносятся под землей в городах благодаря текущему в третьем рельсе току. Не стало самих городов. <…> Не стало Интернета, социальных сетей.Больше не прокрутить бесконечные страницы, заполненные чужими мечтами, надеждами и фотографиями еды, криками о помощи или радостными возгласами, обновлениями статуса отношений с целыми или разбитыми сердечками, планами о встречах, призывами, жалобами, желаниями, картинками с детьми в костюмах мишек или перчинок для Хэллоуина. Не почитать и не прокомментировать жизнь, чувствуя себя не так одиноко в своей комнате. Не поставить аватарку».
Маленькая девочка видит, как на сцене умирает старый актер Артур Линдер — ему на помощь приходит фельдшер, но не успевает, а в это время Линдера в гримерке дожидается бывшая жена. Две недели спустя эпидемия грузинского гриппа (мутировавшего штамма гриппа свиного) выкашивает человечество, горстка выживших осваивает руины цивилизации. Двадцать лет спустя творческая группа «Дорожная симфония» — компания музыкантов и актеров, на фургончике которых гордо намалевана цитата из Star Trek «Выживания недостаточно» — путешествует по стране и играет шекспировские пьесы. Дела их идут неплохо, пока в один очень несчастливый день они не проезжают городок, в котором власть захватил религиозный лидер с таинственным прошлым…
«Станция Одиннадцать» — не постапокалиптический роман. Да, здесь есть место пафосу катастрофы, острым воспоминаниям о мире «до», перипетиям выживания и экшену в условиях, когда каждый из противников может положиться только на первобытный инстинкт охотника, — но все это лишь один из миров, которые обозначает Мандел, причем далеко не самый важный. «Станция» — четвертый роман канадской писательницы. В восемнадцать она бросила школу, чтобы изучать современный танец и стать профессиональной актрисой, и из сюжета видно, что человеческие отношения, одержимости и то, к чему они могут привести, волнуют Мандел гораздо больше апокалиптического нарратива. Ведь сюжет на самом деле — клубок, в центре которого вовсе не «Симфония», а тот самый актер Артур Линдер — выходец из канадской глубинки, парвеню, которому удалось прийти на вершины славы, но который не знает, что с этим делать.
Побывав в трех браках, Линдер так и не понял, чего хочет от жизни — он, конечно, тоскует по былым временам, по Торонто, где его никто не знал (в отличие от родного острова, где все знают всех, и Нью-Йорка, где все знают Линдера), но пребывает лишь в меланхоличном ступоре. Тем временем его бывшая жена Миранда, сменив роль обманутой супруги на образ успешного топ-менеджера транспортной корпорации, от своих корней не оторвалась: всю жизнь она создает один и тот же комикс, «Станцию Одиннадцать», в котором главный герой по имени доктор Одиннадцать пытается спасти хрупкую цивилизацию от вымирания.
Главное в катастрофе — держаться за людей, искусство и верить, что жизнь возможна даже после эпидемии. Этот посыл делает «Станцию Одиннадцать» самым утешительным постапокалиптическим произведением, которое поможет с увлечением скоротать пару вечеров в изоляции — пусть на обложке русского издания книги и появилась зловещая корона.
Ник Харкуэй, «Гномон», 2017 год
Герои Харкуэя живут в мире недалекого будущего, где все жизненные процессы государства контролируются Системой — по сути, гигантской нейросетью, которая охватывает страну схемой тотальной слежки и контроля. Когда очередная подозреваемая в терроризме погибает на допросе, полицейский инспектор обнаруживает, что в ее мозгу сосуществовали сознания разных людей из разных временных эпох — из антиутопического мира героиня переносится в миры, о которых она даже не подозревала, но которые тесно связаны между собой.
Тотальная слежка и одновременно тотальная прозрачность — тема в искусстве, конечно, не новая, но коронавирус вернул ей прежнюю актуальность: московские власти пытаются ввести систему, согласно которой москвичи смогут выходить на улицу только при предъявлении специального QR-кода. Пока правозащитники и журналисты бьют тревогу, а Москву уже сравнивают с поставленной под полный контроль государства провинцией Синцзян, неплохо вспомнить, что у любой технологии есть изъяны, и даже самая совершенная антиутопия так или иначе приходит к концу. Только что переведенный роман Харкуэя — отличная возможность успокоить себя тем, что mos.ru — не так страшен, как его малюют.
«Даже если что-то делается по закону, не значит, что это законно. Законы создаются по образу и подобию некоего идеала. Можно принять закон, не соответствующий данному образу, и тогда получится незаконный закон» .
В конечном итоге Уэллс был прав: у литературы нет задачи предсказывать явления. Литература лишь задает вопросы, а отвечать на них приходится самому обществу. Но все же невольно задумываешься о том, насколько внимательно мы читаем книги. Как говорил Умберто Эко, если бы современники Томаса Мора внимательно прочли «Утопию», с нами бы никогда не случился сталинизм. Так что медленное чтение на карантине поможет вам не проворонить очередное предупреждение писателей — пока не стало слишком поздно.
