«Зачем опять кликуха?»
«Дело было весной 99-го. „Нашему радио“ полгода от роду, — вспоминает диджей Людмила Стрельцова. — Сижу в дневном эфире, подруливает программный директор Филипп Галкин с безымянной болванкой CDR в руке. Вот, мол, хотим в эфир поставить, послушай! Отмахнуться не судьба, вставляю диск, включаю студийные мониторы безо всякой надежды — шлака тогда мы отслушивали мегатонны. Тишайшее начало, раздражаюсь, прибавляю звук. „Я сняла наушники, слушала ветер, в открытые двери пустой маршрутки…“ А потом та-а-ак громко: „А у тебя СПИД!“
Оборачиваюсь на Филиппа с вытаращенными глазами: „Боже, кто это? Откуда?“
„Певицу, — отвечает, — зовут Земфира, она вроде из Уфы, совсем молодая, двадцать с небольшим“.
Думаю: «Ну зачем опять кликуха, что за мода, блин! Интересно, у неё правда СПИД? Так безбашенно об этом петь…»
Сомнения — ставить этот шок-контент или не ставить — присутствовали, конечно. Но мы были ребята смелые и, по-моему, с неплохо настроенным хит-радаром. Что же до меня лично, не дожидаясь выхода в эфир других песен, я выпросила у Филиппа все имеющиеся на тот момент (три) и записала себе на личную болванку, которую в кратчайшие сроки запилила в машине. Самой любимой тогда была «Ариведерчи». Меня сшибало до дрожи от паузы в несколько секунд перед кодой «Корабли в моей гавани». По прошествии времени поняла, что нелюбимых песен на первом альбоме Земфиры у меня просто нет. Как и на втором. Да и на третьем, чего уж там».
1999-й стал годом драматических перемен во всем мире. Недавний дефолт в России, истерзанная войной Югославия, Европа переходит на евро, начинается Вторая чеченская кампания. Переписываются культурные коды целого поколения: выходят «Матрица», «Бойцовский клуб», «Красота по-американски». А в России появляется певица, чьи песни смогли стать по сути мемами (в определении Докинза, а не просто вирусным контентом) для того же поколения — и пары других: Земфиру «на злобу дня» пародировал Евгений Петросян, а ее записи раскупали те, кому было 11–15 лет.
«Гениальная музыка, бесклассовая, — говорит первый продюсер Земфиры Леонид Бурлаков. — Время и место для нее — ничто. Феноменально успешное появление Земфиры в 1999 году было случайным.
Теперь никто не вспоминает, что появление песни „СПИД“, с ее внутренним противоречием — „у тебя СПИД, а значит мы умрем“ — было ничем иным, как выходом той боли от потерь, что принес нам кризис в 98-м.
Если „СПИД“ поменять на „кризис“ и спеть в том же ключе, то умирать-то в принципе и не захочется».
Ракеты летают далеко
«Когда вышел альбом „Земфира“, я училась в девятом. Считай, крупно повезло, — говорит Екатерина Павлова, музыкант, автор песен, солистка группы „Обе две“. — Мы с одноклассниками как раз проходили стадию увлечения русским роком и освоения баррэ на гитарах. Модным считался „Мумий Тролль“. И тут появилась Земфира, которую, кстати, не каждый дурак уже мог подобрать и спеть. Над письменным столом у меня была вмонтирована отцовская автомагнитола — на ней-то мы с сестрой и закрутили эту кассету до дыр. Помню, для меня было важно, что и родители отметили ее как „талантливую девочку“. Учила выпускную программу для музыкальной школы с постером Земфиры над пианино. Сыграла на отлично, кстати. Ракеты летают далеко».
MTV, «Наше Радио», радио Maximum, Первый канал — СМИ, куда современный юный слушатель не пойдет за новой музыкой. Но 20 лет назад именно Первый задавал тренды: за совсем молодую певицу топил сам Константин Эрнст — после неудачного, так никогда и не вышедшего клипа на песню «СПИД» Эрнст вместе с Леонидом Бурлаковым спродюсировал клип «Аривидерчи» и поставил его в эфир. Впрочем, сама Земфира позже называла это видео «странным» и говорила, что «не поняла, о чем речь».
Саунд-продюсерами дебютного альбома стали Леонид Бурлаков, Илья Лагутенко и сама Земфира. Тогда же лидер «Мумий Тролля» вместе с Леонидом Бурлаковым выпускали сборники новой русской и, как они сами ее называли, «совершенно иной» музыки: «У1», «У2». Первый сборник, «У1», открывала песня Земфиры «Ракеты».
«Песня „Ракеты“ сбивала с толку — очень быстрая, суетливая, слов не разобрать; в общем, эффект от нее определенно был, но довольно сложный, — вспоминает журналист и музыкальный критик Александр Горбачёв. — Альбом я ждал — тогда была уже „Ариведерчи“, и деваться от нее было некуда, да и, собственно, и не хотелось от нее никуда деваться (про песню „СПИД“ я помню, что сначала прочитал ее слова в „Комсомолке“, которую выписывала моя семья, и впечатлился, а услышал уже потом). При этом я не скажу, что на тот момент мне был очевиден масштаб происходящего. Я был прямо большим поклонником „Мумий Тролля“ и Земфиру тогда воспринимал как своего рода дальнейшую проекцию Лагутенко, экспансию этого нового какого-то песенного языка; типа — молодцы наши, расширяют пространство борьбы. То есть — нравилось, слушал, даже немножко опознавал своих по любви к этой музыке (как ни странно, при всей мгновенной массовости Земфиры на уровне 9–10 класса это в какой-то мере работало), но все это был скорее важный культурный опыт, чем чувственный, скажем так. Мне вообще кажется, что чем старше я становлюсь, тем больше меня задевают все ее основные записи, как это ни глупо может прозвучать».
«Первая реакция была: двор»
«Первая песня, которую стало крутить „Наше радио“, где я работал, — „СПИД“, — рассказывает музыкальный обозреватель газеты „КоммерсантЪ“ Борис Барабанов. — Моя реакция была: двор. То есть для меня тогдашнего это было слишком просто и грубо по музыкальному решению, почему-то ассоциировалось с какой-то бардовской песней, хотя это не так. А потом в эфире зазвучала „Аривидерчи“, и это уже было серьезнее. В итоге я купил кассету с альбомом, это, наверное, последняя кассета, которую я купил в своей жизни».
По словам Леонида Бурлакова, мнения музыкальных критиков его «мало интересовали» — потому что прежде чем отправить дебютный альбом на сведение, он несколько месяцев тестировал новые песни Земфиры.
«Весь ноябрь, декабрь, январь слушал его, где можно и нельзя, — говорит продюсер. — Просил поставить в такси, заходил в музыкальные магазины и давал прокрутить его в зале, вел учет мнений: на какой песне таксист повернул голову и спросил, кто это, или на каком треке к продавцу подошел покупатель и потребовал этого артиста».
У Бурлакова сохранилось больше 150-ти листов с отметками, какие песни больше всего понравились людям после первого же прослушивания. К концу января 1999 года список выглядел так: на первом месте — «Аривидерчи», за ней — «СПИД» и «Ромашки».
«Но начали мы с песни „СПИД“. Это была песня-разведчик, когда привыкаешь к голосу, манере, зацепившись за „скандальную“ фразу, и понимаешь, что здесь много потенциала. Это открывает канал ожидания, и если следующим синглом давать беспроигрышный хит, успех как минимум на год обеспечен».
Тогдашний программный директор «Хит ФМ», получив от меня промо-диск, демонстративно бросил его в угол со словами «таких певиц у меня и так достаточно». Где этот программный и где наша Земфира сейчас?
Земфира тогда влюбила в себя многих, в том числе начинающих музыкантов. Это случилось и с Владимиром Корниенко, будущим композитором, гитаристом и соавтором альбома певицы «Вендетта», а в 1999 году — первокурсником, который «был арт-роковым ботаном и новые популярные веяния принимал в штыки».
«Но феномену Земфиры сопротивляться получилось недолго, — говорит Корниенко. — Даже в радиохитах с первого альбома явно читалось, что нам наконец-то предлагают в звезды настоящего музыканта — образованного, пластичного, звонкого и дерзкого».
Композитор и музыкант Дмитрий Емельянов, будущий музыкальный соратник Земфиры, с которым она позже запишет альбом «Жить в твоей голове», EP проекта The Uchpochmack и продолжит сотрудничать сейчас, услышал первый альбом Земфиры, когда ему было всего 10.
«Я чуть ли не первым в своем городе услышал эти песни, потому что забронировал у продавца в музыкальном ларьке эту кассету, — рассказывает Емельянов. — Это была пиратская версия с лейблом „не для продажи в Москве“, на которой в конце была только половина песни „Ариведерчи“, а потом тишина. Но я все равно, помню, послушал альбом раз сто. Так круто, что и спустя 20 лет альбом все еще звучит очень коммерчески, он хорошо сведен. Думаю, в то время это сыграло немаловажную роль».
«Ты гений, я тоже гений» — это про нас
Новый альбом презентовали на два дня раньше официального релиза, восьмого мая, в клубе «16 тонн». По словам очевидцев, зрителей в клубе было, кажется, больше, чем мог вместить сам клуб — но это никому не мешало.
«Застенчивая, даже несколько, как мне показалась, испуганная Земфира, дурацкий плакат журнала ОМ на заднике и все люди, от которых на тот момент зависела судьба независимой музыки в стране, — рассказывает нынешний арт-директор „16 тонн“ Павел Камакин, который был на том первом легендарном концерте. — Эрнст, Михайлова, Козырев, Бурлаков, Лагутенко и многие другие скакали на диванах, как в последний раз. Кто-то из них произнес речь про значимость сегодняшнего события, а потом был концерт — как лава».
Земфира сама ничего не говорила, как помнится. Но как-то стало ясно: новое поколение заявило свои права.
«В тот день мы повздорили с Земфирой, и я решил [на концерт] не приезжать, — вспоминает Леонид Бурлаков. — Только уговоры по телефону К.Л. (Эрнста. — Прим. Salt Mag), его искренний восторг от происходящего дали мне силы переступить через свой „дурной характер“ (или мне просто хотелось, чтобы и меня еще раз похвалили), и я приехал. В момент когда К.Л. говорил про меня добрые слова, Земфира как бы старалась не замечать меня. „Ты гений, я тоже гений“ — это про нас. Сейчас-то слышно, что это был сырой концертный коллектив, но голос и песни все спасали, и людям было точно хорошо».
Донецк и Москва, Екатеринбург и Кольчугино, Обнинск и Владивосток. Этот момент объединения страны — без интернета и соцсетей — сейчас кажется удивительным. И одновременно — понятным современным молодым и талантливым.
Как и тогда, сейчас эпоха победившего нового русского звука и слов дерзких музыкальных самородков, начинающих собирать тысячные залы через несколько месяцев после того, как они выложат первый сингл Вконтакте.
Иван Face Дрёмин, объявивший себя «голосом поколения» в 2018-м, многократно заявлял о желании записать фит с певицей, но он же в прошлом году выпустил ироничное посвящение Земфире, обстебывающее ее скандальные слова о Гречке и Монеточке. И хотя у нас есть традиция регулярно свергать героев прошлого с их пьедесталов, одновременно объявляя смерть эпохи и начало нового мира, кажется, среди музыкантов коммуникация с этим самым прошлым стала более горизонтальной — без поправки на высоту «памятников» и жанровость.
Русская музыка стала местом, где просто много классных людей пишут классные песни на русском языке и стараются больше не отвергать шинель, из которой вышли. А слушатели — и те, кому сейчас 35, и те, кому 16 — включают в свои подборки десяток новых альбомов вперемешку с «Земфирой» или «Прости меня моя любовь». Земфира пела, что больше не вернется домой, мы подпевали, но возвращаемся к этим песням, как домой, — чаще, чем могли представить в 99-м. Не тупим, не объявляем войну, поем твои-мои песенки, май же.
