Принцесса цирка
Яничка, как называли Жеймо всю жизнь, буквально родилась на арене цирка — 29 мая 1909 года. Три поколения цирковой семьи Жеймо крутили сальто-мортале на радость почтеннейшей публике, и Янину ждала та же судьба.
— Когда я думаю о детстве, всегда вспоминаю не дом, не уютную кроватку, а цирк и его арену, — говорила впоследствии Жеймо.
«Уютной кроватки» у Янины не было никогда. Цирковая жизнь сродни цыганской — артисты постоянно переезжают из города в город, живут на чемоданах и начинают карьеру очень рано. Жеймо вышла на арену в три года — в составе семейной труппы. Вместе в ней выступали ее мама, папа и три сестры. Поначалу она только пела и танцевала, потом обучилась основам акробатики и начала играть на музыкальных инструментах.
Позже биографы будут говорить, что именно тяжелые ксилофоны, которые малышка носила на голове, остановили ее рост на 148-ми сантиметрах. На самом деле все женщины семьи Жеймо отличались миниатюрным ростом. К тому же для начала ХХ века такой рост был небольшим, но не исключительным — звезда немого кино Мэри Пикфорд была всего на шесть сантиметров выше Янины, актриса Глория Свенсон — на два, а рослая для того времени Вера Холодная едва дотягивала до 161 сантиметра.
Когда Янине было всего 13 лет, ее отец умер от сердечного приступа, и семейный номер развалился. Жеймо еще пару лет пыталась выступать в роли музыкального эксцентрика, но все же решила, что продолжать работать в цирке не станет. Она поступила в петроградскую школу киноактеров Козинцева и Трауберга (оба они потом стали легендами советского немого кино).
— И давно вы выступаете на сцене? — спросили Яничку экзаменаторы.
— 12 лет из своих 15-ти! — заявила Жеймо. Ее актерский стаж был больше, чем у большинства членов приемной комиссии.
Во время учебы Янина познакомилась со своим первым мужем, актером Андреем Костричкиным, и родила дочь, которую тоже назвали Янина. Но этот юношеский брак быстро распался — новоиспеченный супруг больше любил преферанс, чем тепло семейного очага. А Яничке, которая провела все детство в безалаберной богемности, были ненавистны кутежи, необязательные люди и любая неустроенность. Ее дочь позже вспоминала, что у мамы дома всегда был идеальный порядок, она никуда никогда не опаздывала и обладала дисциплинированностью хорошего солдата.
«Не вздумай реветь»
В кино Янина начала сниматься в 1925 году, но большая часть ее довоенных фильмов известна только историкам и кинокритикам. Хотя в свое время «Разбудите Леночку», «Подруги» и «Горячие денечки» собирали полные кинозалы. Жеймо неизменно играла детей, максимум — юных студенток.
— Принимая очередное приглашение сыграть ребенка, мама всегда проверяла, примут ли ее дети за свою, — рассказывала ее дочь.
— Например, перед съемками фильма «Разбудите Леночку», где ей нужно было сыграть школьницу, она вырядилась в детскую одежду и отправилась в парк играть с мальчишками в лапту. Пацаны не только поверили, что перед ними ровесница, но и в конце концов отмутузили ее за несколько неудачных подач. А садовница, которая отбила маму у драчунов, утерла ей нос и строго сказала: «Марш домой. И не вздумай реветь». Маме на тот момент было 25 лет.
Во время войны, когда ее второго мужа, режиссера Иосифа Хейфица, и детей — Янину и маленького Юлия — отправили в эвакуацию, Жеймо осталась в Ленинграде. Днем она выступала в госпиталях перед ранеными солдатами, а ночью дежурила на обледенелых крышах и тушила зажигательные бомбы, которые сбрасывали на город немцы. Она получала всего 125 граммов хлеба в сутки и выживала на чистом упрямстве.
— Я благодарна Гитлеру только за одно — за то, что так похудела, — мрачно шутила Янина.
В 1942-м Янина отправилась к мужу в Казахстан. Состав шел по охваченной войной стране два месяца, поезд неоднократно бомбили и загоняли в тупики на долгие дни. Пока Жеймо прорывалась на относительно безопасный юг, кто-то сообщил Хейфицу, что его супруга погибла при бомбежке. Иосиф тут же решил жениться снова. Едва сойдя с поезда, Янина обнаружила, что ее «вдовец» практически готов к новой свадьбе, хотя с момента «гибели» Жеймо прошло всего несколько недель.
— Для мамы это стало страшным ударом, — рассказывает ее дочь. — Когда ее вывозили из Ленинграда, ей разрешили взять всего восемь килограммов багажа. И она взяла только вещи Хейфица. И вдруг такое! Иосиф Ефимович, узнав, что она вернулась, тут же приехал и буквально бросился ей в ноги, но мама сказала: «Нет!» Она же была гордой полькой. Хейфиц, в свою очередь, обиделся на нее за то, что она его не простила.
Предательству удалось то, с чем не справились немецкие бомбы, — Янина сломалась. Она буквально утратила дар речи — перестала говорить.
С трудом узнавала знакомых, с трудом ориентировалась в пространстве, хотела покончить с собой. Из тяжелейшей депрессии Жеймо вытаскивал приятель, режиссер Леон Жанно — тот самый человек, который много лет спустя станет третьим мужем Янины и останется с ней до самого конца. Леон нашел врача, который отпаивал Янину дефицитным антидепрессантом — три капли в день. Жеймо постепенно начала оживать. Хотя «редкое лекарство» было обычной водой, плацебо — откуда бы в эвакуации взяться современным медикаментам. На полное восстановление ушли годы. И с тех пор, сталкиваясь с Хейфицем (мир кино тесен), Янина неизменно смотрела сквозь него, будто этого человека не существовало вовсе.
Меньше сиропа
Режиссер Надежда Кошеверова встретила Янину в Москве, куда та только что вернулась после эвакуации — изможденная и еще не вполне здоровая. Кошеверова тотчас же предложила актрисе сыграть Золушку в новом фильме по старой сказке.
Она давно искала героиню и даже рассматривала 16-летнюю балерину Марию Мазун, но девочка не выглядела достаточно убедительно. А Жеймо, которая была более чем вдвое старше, оказалась идеальной. Писать сценарий поручили Евгению Шварцу, который создал эту киноисторию специально под Жеймо.
Янина, отнюдь не обладавшая золушкиной кротостью и покладистостью, вовсю критиковала сценарий за излишнюю слащавость и почти ежедневно старалась что-то в нем подправить.
— Золушка у вас какая-то сиропная получается! — возмущалась она и отказывалась играть некоторые сцены.
Например, в финале картины Золушка должна была безропотно помогать своим сводным сестрам примерять туфельку. «Золушка не стала бы своими собственными руками рушить свое счастье, она же влюблена в Принца!» — сказала Янина. И Шварц переписал этот кусок — в новом варианте Золушка твердо говорит «Ни за что!», а мачеха угрожает ей отправить отца в тюрьму. Ничего этого в первой версии не было.
Дива и «Беломор»
Работа над фильмом в условиях послевоенного кризиса была непростой. Чтобы изобразить дворцовую роскошь, киношники собирали по знакомым старинные стулья и столики, чудом пережившие блокаду. Таких было немного — почти все резные гарнитуры и антикварные бюро сгорели в буржуйках. Кресла были трофейными, привезенными из побежденной Германии, а роскошные туалеты фрейлин шили из портьер, в точности как платье Скарлетт О’Хара.
В павильоне стоял лютый холод, и в перерывах между съемками «придворные» кутались в шали и ватники. Жеймо и ее приятель Игорь Клименков, сыгравший Пажа, отсиживались между дублями в карете-тыкве.
— Янина Болеславовна вела себя как обычная девчонка: мы залезали с ней в тыкву и болтали. Я лузгал семечки, Золушка курила «Беломор». С ней было легко и просто, я был очарован, по-детски влюблен, — вспоминал те дни Клименков.
Янине Жеймо на момент съемок было 38 лет — как минимум на 20 лет больше, чем самой Золушке, и всего на 13 меньше, чем Фаине Раневской, сыгравшей Мачеху. Но ее юное лицо могло ввести в заблуждение даже детей.
Тем не менее сама Янина считала, что выглядит недостаточно молодо и, как настоящая голливудская дива, просила снимать ее только по вечерам — дескать, с утра у нее лицо «не такое».
А чтобы скрыть руки, выдававшие возраст, Янина потребовала сшить ей длинные белые перчатки.
Ее партнер, Алексей Консовский, сыгравший Принца, тоже не был юнцом — ему как раз исполнилось 35 лет. Но этого никто не заметил. Картина имела огромный успех — стране, еще не пришедшей в себя после войны, требовалась сказка.
— В тот же год, в июне, я увидел Янину на улице в Ленинграде, — вспоминал драматург Евгений Шварц. — Невский проспект полон прохожими. Яничка, маленькая, в большой соломенной шляпе, просвечивающей на солнце, в белом платье с кружевцами. Посреди нашего разговора начинает оглядываться растерянно.
Я замечаю в священном ужасе, что окружила нас толпа. И какая — тихая, добрая. Даже благоговейная. Существо из иного, праздничного мира — Золушка –– вдруг оказалась тут, на улице.
«Ножки, ножки какие!» — простонала десятиклассница с учебниками, а подруга ее кивнула головой, как зачарованная…
Ненародная актриса
Зрители полюбили «Золушку» и Янину безоговорочно и сразу. Не понравилась она только одному человеку. Но от этого зрителя зависело многое. Хрупкая, миниатюрная, какая-то подчеркнуто дореволюционная Янина вызывала у Сталина отвращение. «Героини такими не бывают», — высказал он свой вердикт после просмотра картины. С тех пор двери в мир народных и заслуженных для Жеймо были закрыты. Впрочем, Янину это ни в коей мере не печалило.
— У нас много народных артистов, о которых этот самый народ спрашивает: «А кто это?» Если же тебя знают без всякого звания, это гораздо дороже стоит, — довольно смело заявляла она.
Говорить, что все правительственные наградные цацки — пшик, было неразумно. Но Янина была человеком дореволюционной выделки, человеком, не приученным лебезить перед вышестоящими. И это сказалось на ее карьере: после «Золушки», вышедшей в 1947 году, ее перестали приглашать сниматься — следующая роль досталась ей только после смерти Сталина. В картине «Два друга» Жеймо наконец-то сыграла взрослую женщину. Это была роль второго, если не третьего плана — и последняя киноработа в карьере актрисы.
В 1957 году, воспользовавшись моментом «оттепели», Янина навсегда уехала в Польшу, на родину мужа, режиссера Леона Жанно. Она занималась дубляжом, поддерживала связь с друзьями в России, постоянно принимала гостей — в Варшаву к Яничке приезжали Марк Бернес, Вячеслав Тихонов, Михаил Пуговкин. Но играть в кино Жеймо уже не соглашалась. Золушке, которая наконец-то обрела и свой скромный дворец, и принца, просто хотелось покоя.
Первое, что сделала Янина в Варшаве, — нашла модистку и заказала ей несколько шляпок, вопиюще не советских — точно под стать ей самой.
Время от времени она приезжала в Советский Союз и даже завещала похоронить себя в Москве. Что и было исполнено — спустя 30 лет Янину Жеймо похоронили на Востряковском кладбище.
