О детстве и характере
«Никогда не был проблемным ребенком. Когда мне было четыре года, я вставал очень рано утром, стучал в дверь к соседям и говорил: „Моя мама все еще спит, у вас есть хлопья?“. Вот это максимум непослушания, на которое я способен».
Об интуиции
«Я много раз не попадал в цель… Помню, как вышел из комнаты и подумал, что Livin' On A Prayer — это неплохо. Может быть, из нее даже получится какой-нибудь саундтрек. Посмеялся такой. Ричи [Самбора, гитарист группы] посмотрел на меня и сказал: „Ты сумасшедший“. Потому что это было так ново, так по-другому, такая уникальная песня, которая еще не звучала на радио.
С It’s My Life или Always было то же самое — они настолько отличались от того, что тогда ставили на радио, кто же знал [что они станут хитами]?
А иногда я думал, что написал просто идеальную песню, вот это будет монстр! И пролетал».
О суперхитах
«На самом деле мне очень скучно исполнять „мои лучшие хиты“. Нужно спеть Livin' On A Prayer еще раз, серьезно? Да. Да, во веки веков — и мысль об этом вгоняет меня в депрессию. Но я должен смириться с этим».
О славе и страхе
«Слава — это сука. По крайней мере, сначала. Это своего рода травма, которую ты переживаешь, когда впервые добиваешься успеха.
Когда это случилось со мной, я оказался совершенно не готов [к популярности]. Внезапно я подписываю контракты, а мои родители рассчитывают на меня и мои деньги.
И я, и группа провели немало времени в комнатах с закрытыми дверьми, думая: „Я, б***, понятия не имею, что со всем этим делать, я напуган до смерти“».
Об успехе в XXI веке
«Приведу показательный пример. При всем уважении, выиграл бы Мик Джаггер сейчас X-Factor (телевизионный конкурс талантов, который регулярно идет в Великобритании с 2004 года и проходил также в США, Австралии, Казахстане, России и Украине. — Прим. Salt Mag)? Боб Дилан выиграл бы X-Factor, Брюс Спрингстин? Вероятно, нет, а ведь они величайшие артисты рок-н-ролла, верно?
Ты можешь быть отличным певцом и в итоге работать на круизном лайнере. Что на самом деле важно, так это то, есть ли у тебя песня, и можешь ли ты с ее помощью донести до слушателя нужный месседж? Да, времена изменились, но на самом деле именно песня — то, что по-прежнему важно».
О будущем и прошлом
«Вы никогда не увидите меня в туре „Где они сейчас?“. И я никогда не буду скучать по выступлениям на небольших площадках; это не имеет никакого отношения к моему эго — мне просто нравится смотреть на море людей».
О любви
«Самая лучшая вещь в отношениях — это когда вы доверяете друг другу настолько, что можете сказать: „Хочешь напиться? Отлично, вот бутылка“ или „Ты хочешь разбить машину? Да разбивай, но будь дома к шести“. Когда у вас есть такая независимость и доверие, все остальное не имеет значения. Независимость. Вот что я по-настоящему обожаю. Все остальное — клише».
(Когда музыканта спрашивают, не волнуется ли его жена насчет того, чем он занят в туре, он отвечает, что «слишком долго был рядом, чтобы сейчас она беспокоилась обо мне». Джон и Доротея Херли женаты 30 лет, у них четверо детей. — прим. Salt Mag).
О Москве
«Этот тур должен быть событием. Потому что мы увидим Москву через 30 лет. Мы на самом деле с нетерпением ждем этого события. Знаете, обычно мы ездим по миру, возвращаемся на прежние места опять и опять, а вот эта поездка — замечательна! В месте, куда мы возвращаемся, уже наступило другое время, да и само место изменилось, оно — другое. И, как я уже сказал, это будет очень здорово».