«Щегол»: книга была лучше. А фильм все равно отличный | Salt

«Щегол»: книга была лучше. А фильм все равно отличный

Кино
Егор Беликов
Егор Беликов
12 сентября 2019, 13:03
Salt: главное здесь, остальное по вкусу - «Щегол»: книга была лучше. А фильм все равно отличный
SALT-collage
С 12 сентября в широком российском прокате фильм «Щегол» — полновесная драма, основанная на одноименном романе Донны Тартт, за который писательница получила Пулитцеровскую премию. Кинокритик Егор Беликов разбирается, чем экранизация отличается от книги и почему это на самом деле совершенно неважно.

Книга была лучше — так формулируется главный аргумент противников всевозможных экранизаций. При переносе на экран что-то из оригинала неизбежно теряется, а именно это и оказывается самым дорогим для определенного зрителя, особенно требовательного в наше изнеженное постмодернизмом время.

Что ж, в случае «Щегла» и его киноадаптации силами режиссера Джона Краули не было никаких сомнений — книга останется лучше, и так будет всегда. Эту тысячестраничную глыбу, большой американский роман 2013 года, пулитцеровская лауреатка Донна Тартт писала десять лет, в результате чего текст зарос необходимой патиной времени (по меткому выражению Анастасии Завозовой, переводчицы данного труда на русский), приобрел созвучность с историей, которая там рассказывается.

Salt: главное здесь, остальное по вкусу - Искусство, дружба и любовь: переводчица «Щегла» Анастасия Завозова — о любимых частях романа Книги Искусство, дружба и любовь: переводчица «Щегла» Анастасия Завозова — о любимых частях романа

Удивительно, но сюжет «Щегла», если опустить развязку, необычно незамысловат. Современность, Нью-Йорк, юный Теодор Декер идет с горячо любимой мамой в Метрополитен-музей, они долго смотрят на картину «Щегол» (гениальное произведение XVII века, единственная сохранившаяся работа Карела Фабрициуса, с XIX века выставляется в Гааге. Редкий элемент художественного вымысла в книге — картина все-таки висит не в Нью-Йорке). Случается взрыв, который у Тартт очевидно ассоциируется и с терактом 11 сентября. Тео чудом выбирается из-под завала (в этом месте идут, возможно, самые сюрреалистичные десять-двадцать страниц в истории англоязычной литературы) вместе с загадочным перстнем и пресловутой картиной, которые он, подчиняясь велению встреченного умирающего старика, забрал с собой.

Кадр из фильма «Щегол». Courtesy photo

Роман поражает (кого-то — приятно, кого-то — наоборот) простотой, легкостью, с которой Тартт сочетает века развития живописи и жизнь главного героя, к финалу все еще очень молодого; его безмерное восхищение крохотной картиной и непримиримую жестокость мира вокруг.

Ключевой мотив «Щегла» — совпадение взрыва, в эпицентре которого оказался Тео (вместе с последующим посттравматическим синдромом, что преследует несчастного долгие годы), и того разрывающего на части знакомства с подлинным, вечным, незабвенным искусством.

Попытка побуквенной, пусть и слегка видоизмененной экранизации, которой и представляется фильм «Щегол», была, казалось бы, заранее обречена на провал. Ирландский режиссер Джон Краули — не Донна Тартт, в том смысле, что он не является признанным заживо классиком, да и не обязан претендовать на этот статус. Его предыдущая картина «Бруклин» была чудесной, светлейшей сентиментальной ретро-открыткой о покорении мегаполиса. Фильм получил три номинации на «Оскар», но в нем не найти новаторства формы. Краули прилежен, покладист, аккуратен, даже щепетилен — но он не Кубрик, умевший полностью и безгранично переосмыслить книгу, которую вдруг решил экранизировать.

Кадр из фильма «Щегол». Courtesy photo

Фильм «Щегол», конечно, ужимает книгу и займет куда меньше времени. Впрочем, он тоже продолжительный — два с половиной часа, из которых поспешно исполненным ощущается лишь финал, излишне подвижный и криминально-патетичный. Главное, что изменил в экранизации Краули, — это хронология: в отличие от Тартт, которая рассказывает все в правильном порядке, сюжет в фильме аккуратно порезан в угоду сохранению сюжетной сути, заостряя эфемерную интригу романа (по факту читатель догадывается обо всем даже раньше Тео).

Кроме того, акцент смещается от искусствоведческих параллелей между жизнью Декера и судьбой присвоенной им картины к более житейской трактовке романа: герой, которого в детстве играет 14-летний Оакс Фигли, а в молодости — Энсел Элгорт (звезде фильма «Малыш на драйве» очень идет классический костюм), пытается простить себя за то, в чем никогда не был виноват — за гибель матери. Критически важную сцену в музее Краули перенес в самый финал и дает кадры из нее вкраплениями на протяжении всего фильма, показывая нам кошмарные сны Тео, который раз за разом возвращается в тот чудовищный момент.

Но в целом все адаптационные изменения первоисточника — косметические. Кому-то фильм может показаться даже анемичным, безэмоциональным, но на самом деле Краули лишь акцентирует внимание на замкнутости главного героя, неочевидной читателю, который тысячу страниц проводит в голове Теодора Декера, выслушивая все его тщания, витая в воспоминаниях, прослеживая его чувства от самого момента их зарождения.

Вопреки всему, фильм не ощущается музейщиной, прямым включением из чужого антикварного комода на чердаке.

А ведь большая часть сюжета при этом посвящена как раз торговле предметами старины: тот самый Хоби (Джеффри Райт из сериала «Мир Дикого запада»), заменяющий Тео семью, воссоздает побитую временем старую мебель, и Декер присоединяется к нему на правах партнера.

Кадр из фильма «Щегол». Courtesy photo

Да, иногда фильм отчетливо фальшивит. Словно опытный коллекционер замечает в проданном ему Тео и Хоби комоде новодельность — так же наметанный глаз видит чрезмерность некоторых деталей. Излишние искусственные морщины, созданные гримерами на шее Николь Кидман, которая здесь во второстепенной, но важной роли меценатки миссис Барбур, немало повлиявшей на судьбу протагониста. Слишком много бронзера на коже невнимательной приемной матери Тео (Сара Полсон). Кривоватый русский акцент у Бориса, надломленного тинейджера украинского происхождения, алкоголика и наркомана, неожиданного друга Декера (Финн Вулфард, сериал «Очень страшные дела»).


Но все это — последствия скромности Краули и его соавторов, которые не могли не поддаться красочности, выпуклости языка Тартт. Возможно, именно в неконфликтности фильма, согласии его авторов с величием первоисточника и кроется причина того, что смотреть «Щегла» так приятно.


Я чувствовал ту же красоту простоты, простоту красоты (это из песни Алины Орловой «Лихорадка», созвучной фильму по настроению), что так захватывает у Тартт, осмыслял нашу отчаянную мелкость в сравнении с самим Временем, которое соприкасается с нами посредством искусства. И, обладая этим свойством — редчайшим для современного кино, потихоньку переходящего в разряд остроактуальной публицистики в угоду эпохе социального ожесточения — «Щегол», пусть и не оказывается новой классикой, но вполне может выступить на правах грамотного экскурсовода на экспозиции увлекательной кураторской экспликации к выставляемому на экране гениальному роману, который, конечно, нужно обязательно прочитать, а иначе зачем я все это писал, а Краули — снимал?

Кадр из фильма «Щегол». Courtesy photo